— Хочешь сказать, откуда тебе знать, ведь ты не заводишь отношения?
Он взглянул на нее:
— В общем, да. А потом я подумал — а что бы ты сделала?
— А что бы я сделала? — с любопытством спросила Эдди.
Он пожал плечами:
— Я налил ей чаю.
Эдди подавила улыбку.
— Уверена, это помогло, — мрачно сказала она.
— Да, — коротко ответил Ник. — А потом я посоветовал ей пойти и поговорить с ним. Сказал ей, что он все еще любит ее.
— Откуда тебе это знать?
— Потому что, черт возьми, он сказал ей, что не будет ее любить. Как будто он может сам это решать!
— Я думала, решать можно, — тихо напомнила ему Эдди.
— Это чепуха, — произнес Ник. — Этого не остановишь. Это судьба. — Он посмотрел прямо на нее. — Я так люблю тебя.
Мир остановился. Звуки стихли. И сердце ее тоже остановилось.
Она молча уставилась на него, не веря своим ушам.
— Я люблю тебя, — хрипло повторил Ник.
Вид у него был очень несчастный.
— И ты приехал мне это сказать? — робко поинтересовалась Эдди, хотя сердце ее пело.
У Ника вид был тоже крайне неуверенный. А потом он срывающимся голосом спросил:
— А где «Я тоже тебя люблю»?
А потом Эдди поняла. Она поняла, что его так мучило — страх. Но он его победил. Он сказал эти слова. Он в них поверил!
И это было самое главное. Она подбежала к нему и бросилась ему на шею.
— Я тоже тебя люблю!
И она стала целовать его щетинистый подбородок, его теплый жадный рот.
Ник прижал ее к себе, целовал, так крепко обнимал, что она едва могла дышать. Но это было не важно. Она целовала его в ответ, отчаянно его желая. Она хотела его здесь и сейчас, но в кабинете был один только офисный стул и маленький стол.
Он оглянулся одновременно с ней, увидел то же, что и она, и явно пришел к такому же выводу.
Эдди засмеялась.
— Потом, — пообещала она и спросила: — У нас же будет еще время?
— Даст бог, — пылко произнес Ник.
— Будет, — пообещала Эдди. — Не так, как с Эми.
— Ты этого не знаешь, — резко сказал Ник.
— Ты прав, конечно. Я не знаю, что произошло тогда.
— У нее была аневризма. Никто не знал, что у нее что-то не так со здоровьем. А потом за два дня до свадьбы она просто… — Он замолчал, не смог продолжать.
Эдди опять его поцеловала, потом прижалась щекой к его щеке:
— Мне жаль. Очень-очень жаль.
— Мне тоже. Это была моя вина.
— Никто не виноват в аневризме, — возразила Эдди.
— Не в этом. В том, что откладывал свадьбу. Ей не было дела до того, закончен дом или нет. Я не должен был заставлять ее ждать.
— Нельзя рассуждать задним числом, — сказала Эдди.
— Я знаю. И все же… — Он устало покачал головой. — Я ничего не мог с собой поделать. Я тоже хотел умереть. Я не хотел, чтобы такое случилось со мной еще раз. Я решил, что этого не будет. — Он поднял голову и посмотрел ей в глаза. — По крайней мере, я попытался.
Он все еще сжимал ее руку в своей. Ее рука лежала у него на груди, и она чувствовала под пальцами ровное биение его сердца. Ник повернул голову и коснулся губами ее лба.
— Ты выйдешь за меня замуж?
Как ни хотела она услышать эти слова, они стали для нее сейчас полной неожиданностью.
— Ты правда этого хочешь?
Ник кивнул:
— Да. Я спросил Риану, будет ли она бороться за Эндрю, осмелится ли рискнуть. И она сделала это. И я знал, что, если ей хватило смелости добиваться того, что ей нужно, я уж точно должен рискнуть ради тебя. — Он наклонил голову и коснулся губами ее губ. — Я люблю тебя, Эдди.
И тогда Эдди ему поверила. И отдала ему свое сердце.
— Я тоже люблю тебя. И — да, я выйду за тебя замуж.
Ник был до смерти напуган в день своей свадьбы.
Он не был суеверным. Не думал, что молния дважды попадает в одно и то же место. Но и не мог перестать волноваться. Он не хотел ее потерять.
Если Эми была его первой любовью, Эдди была его любовью на всю жизнь. Она была его сердцем и душой. Она придавала смысл каждому его вздоху.
И пока он ждал, чтобы она спустилась по ступенькам дома ее матери в свадебном платье и вышла за него замуж, сердце у него бешено колотилось, а пальцы дрожали.
Его кузен и шафер Янис, стоящий с ним рядом, прошептал:
— Ты же не собираешься падать в обморок?
И самое ужасное заключалось в том, что Ник не мог этого пообещать. Он вообще ничего сказать не мог. Он мог только ждать.