— В самом деле? — пробормотал он.
Рука его была под платьем, словно он изучал конструкцию, но на самом деле он занимался иного рода изысканиями. Ему хотелось знать, каково ее тело на ощупь в одежде. Он пробежал пальцами по узкой полоске кружев по верхнему краю корсета, вдоль линии груди.
— Так просто. Так искушающе просто…
— Не может быть, чтобы ты никогда не раздевал женщину. — Франческа засмеялась, хотя ей не хотелось думать о том, как он раздевает леди Луизу или еще кого-нибудь.
— У меня, их было не так много, как ты можешь подумать. Вот у моего брата Чарли, у него — да. Он, полагаю, залез девушке под юбку еще до того, как мы с Джерардом узнали, что такое панталоны. — Эдвард говорил рассеянно, все его внимание было приковано к ее нижнему белью.
Он обошел ее кругом, остановился у нее за спиной и провел рукой сверху вниз по вшитым пластинам. Платье, так и не зашнурованное, свободно свисало с ее плеч. Оно грозило упасть совсем, когда он провел ладонями вверх по животу Франчески и накрыл ладонями ее грудь, прикасаясь подушечками пальцев к чувствительной коже как раз над краем корсета. Франческа судорожно втянула воздух, наблюдая за всеми его движениями в зеркало, напротив которого стояла. Эдвард поднял глаза, и она успела поймать взглядом его плотоядную улыбку за мгновение до того, как он, опустив голову, прикоснулся губами к ее шее.
— Ты говоришь так, словно твой брат ужасный повеса, — сказала Франческа задыхаясь. — Это так?
— Да. — Он потянул ее на себя, прижал к себе так, что ее ягодицы уперлись в его чресла. Для мужчины, который пять раз занимался с ней любовью за последние двенадцать часов, он казался на удивление активным.
— Вы с братьями близки? — Франческа едва держалась на ногах. Как было бы просто откинуться на его грудь, одним легким движением спустить с плеч платье и позволить ему упасть на пол… Эдвард делал ее безвольной и слабой. Он пугал ее мысли. Ей хотелось больше узнать о нем, но… о Боже… он был таким восхитительным любовником!..
Эдвард замер.
— Близки… — сказал он уже гораздо прохладнее.
Франческа чувствовала, что переступает черту, но ей не хотелось отступать. Эдварду она все рассказала о своей семье. И о непростых жизненных обстоятельствах Джулианы, и о шокирующих обстоятельствах смерти Сесила.
— А по тону можно подумать, что нет.
— Ну почему? — Руки его были неподвижны. — Мы близки. Сравнительно.
— Сравнительно? — приподняла она бровь. — Я совсем не знала свою сестру, когда она была ребенком, поэтому не представляю, какими обычно бывают отношения у братьев и сестер.
Эдвард уронил руку, отпустив ее грудь, и отошел.
— И я не знаю…
Франческа уловила угрюмость в его тоне, но теперь она не могла видеть его лица в зеркале. Она откашлялась.
— Наверное, в каждой семье все по-разному.
Эдвард сложил руки на груди и уставился в пол.
— Мы не настолько близки с братьями, как, по моим наблюдениям, бывают близки друг с другом сестры. И не так, как могут быть близки люди, принадлежащие иному классу, когда понятия о долге и обязательствах их не разъединяют. У нас есть общее наследие и ответственность за его, и, я думаю, каждый из нас, на свой манер, пытается и обязательства выполнять.
Франческа повернулась к нему лицом.
— Долг и обязательства сильно тебя обременяют?
Он встретился с ней взглядом:
— Да.
Тогда, почувствовав пробежавший между ними холодок, она отвернулась и принялась зашнуровывать платье, при этом пальцы ее почти не дрожали. Затем она подошла к зеркалу, чтобы завершить туалет. Зря она вообще задала ему этот вопрос о братьях. Надо было держать язык за зубами, как бы ей ни хотелось, чтобы он если и не распахнул перед ней душу, то хотя бы об этой стороне своей жизни рассказал откровенно. Возможно, это было дурным предзнаменованием. Возможно, он готов делить с ней постель и утолять желание, которое возникло у них друг к другу не вчера и не позавчера, но при условии, что она не станет вторгаться на запретную территорию и не станет задавать вопросов о его семье, которая, и Франческа прекрасно это понимала, была намного выше ее семьи по социальному статусу. Дано ли ей стать его любимой жениной, которой позволено узнать его таким, каков он есть, со всеми его надеждами и чаяниями, тревогами и разочарованиями? Или ее удел лишь развлекать его и делать ему приятное? Или он видит ее только в роли содержанки, которой позволено встречаться лишь тогда, когда будет ему удобно, и то лишь на несколько часов плотских утех? Она не хотела быть его содержанкой; эта роль поддевает зависимость и накладывает определенные ограничения. Она независимая женщина с собственными средствами. И она пригласила его к себе в дом не потому, что хотела его деньги и покровительство. Она просто хотела его… но не на любых условиях.