Они пили чай и уже десятый, наверно, раз повторяли друг за другом уже нарисованную словами картину происшествия.
Голос Медведева был звонок и четок, а Добрынин, наоборот, разговаривал вяло, а иногда вдруг начинал шамкать, словно у него не было во рту зубов.
— Да, — наконец, после долгого обдумывания, произнес Медведев. — Значит, так: я думаю, что это глухонемые… Судя по всему, было там не меньше трех преступников… А значит, это только они могли быть. Вершинин — он-то сам по себе, одиночка. Ковиньке этот Канюкович и на хрен не надо. Остаемся мы и глухонемые. А раз не мы, значит они!.. Тем более, может, у них какие-нибудь счеты меж собой были…
Добрынин слушал капитана и все больше убеждался, что он прав.
Вспомнились ему слова Севы о том, что Канюкович не хотел Медведеву про их желание жениться переводить. Вспомнил и то, как сам просил его перевести разговор с глухонемыми однажды в четверг и как Канюкович отказался…
— Что же делать-то? — тяжело выдохнул капитан. — Все вроде ясно. Но что делать?
— Как что? — Добрынин почувствовал вдруг удивительную сосредоточенность. — Надо сообщить в Москву, а глухонемых арестовать.
Медведев прикусил нижнюю губу. Задумался.
— Понимаете, Пал Алексаныч, — заговорил он. — Арестовать — это дело простое, даже расстрелять — это дело простое. Но у нас же задание, нам же надо эти штуки железные довести до боеспособности… А если мы их арестуем — дело станет…
Добрынин подумал и понял, что капитан прав. — Но что же тогда делать? — спросил он.
Капитан сперва пожал плечами, как-то по-детски склонив голову. Потом вдруг в его глазах что-то блеснуло. Какая-то идея.
И Добрынин тут же насторожился, приготовился слушать.
— Давайте, Павел Александрович, — снова заговорил Медведев, но на этот раз медленнее и четче, — исходить из главного вопроса: что важнее? Скажем так: что важнее — исполнение задания Родины или смерть… скажем временно — случайная смерть одного человека?
— Ясное дело, задание важнее, — сказал Добрынин.
— Да, — Медведев кивнул. — И мы ведь знаем, кто преступники, а значит мы всегда сможем наказать их… Но! Но накажем мы их тогда, когда задание Родины будет выполнено, так ведь?
Добрынин подумал над словами капитана и согласился.
А за окнами светило солнце и небо опять было безоблачным и ярко-синим.
Добрынин увидел вдруг в окне какую-то большую птицу, важно расхаживавшую по площадке.
— Тогда, может, сделаем так, — осторожно продолжил говорить капитан. — Сообщим пока, что произошел несчастный случай. А вернемся к нему, к этому делу, когда задание будет выполнено, скажем, после первого же успешного запуска?
— Вы же свадьбу им обещали зарегистрировать после первого запуска, — напомнил Добрынин.
— Обещал, значит выполню. Офицерское слово — закон, — твердо произнес Медведев. — Только вот как мы с ними без переводчика? Придется ведь радировать, чтобы нового прислали…
— Не надо! — вырвалось вдруг у Добрынина.
— Как не надо?
— С ними можно письменно говорить. Записками. А можно школьную доску гденибудь взять и мелом переписываться с ними.
— Они что, грамотные? — искренне удивился капитан. — Пишут и читают?
— Да, — ответил Добрынин. И, опустив голову, добавил: — Я с ними уже давно так разговаривал…
— Что ж вы раньше не сказали. Пал Алексаныч? — Медведев покачал головой. — Надо было сказать… А насчет школьной доски — это не проблема. У нас тут одна есть. Для ленинской комнаты и для политзанятий принесли как-то…
Говорили они до обеда, и постепенно все стало на свои места. Все вопросы оказались решенными. Под конец они даже договорились письменно сказать глухонемым, что они, Добрынин и Медведев, знают, кто виноват, и что только быстрое достижение успехов может смягчить будущее наказание преступников.
Так и сделали, предварительно принеся школьную доску и мел в комнату капитана, а потом зазвав туда на минутку рабочих.
Надо сказать, что глухонемые, прочитав надпись на доске, сначала опешили. Потом один из них, Григорий, взял мел и написал: «Он был бесполезным для страны злым человеком».
Теперь уже Медведев опешил. Мало того, что не пытаются отказаться от вины, так еще и о покойнике плохо говорят!
«Откуда вы знаете?» — написал Медведев. Тот же глухонемой, взяв мел в руки, ответил: «Он на нас всегда матом ругался и не хотел переводить наши жалобы и рацпредложения».