— Помню что?
— Что я любила заглядывать в окна к чужим людям.
— Ну, такое легкое подглядывание… Ты обычно выходила на прогулку в сумерки, когда люди уже зажигали свет, но еще не задергивали занавески.
— Моя слабость, — надулась Тори.
Он засмеялся.
С высоко поднятой головой она провела его через гостиную, заранее отвергая все его возможные комментарии.
— Вот и телевизор, — сказал он с усмешкой и добавил: — Мне нравится твой дом, Тори, очень нравится.
Она придержала дверь, чтобы он вышел. Проходя в узкий проем, он случайно задел ее. От него хорошо пахло. Она пыталась унять дрожь в руках, когда вставляла ключ в замок.
— Спасибо, — тихо сказала она. — На чьей машине поедем?
— Я приехал на такси. Думал, просто прогуляемся. Прекрасный день.
Это действительно был прекрасный день. Идти с ним по тропинке вдоль реки означало бы вернуться в прошлое. Река была такая же знакомая и родная, как, к примеру, дворы их домов.
— Мы на остров? — спросила она.
— Да, там мы и покатаемся.
Они возвращались в места их юности. Она не знала, сможет ли это вынести.
Они пошли по тропинке. Солнце пробивалось сквозь листву огромных деревьев и оживляло дорожку — желтые и зеленые блики вокруг. Река была стального, холодного цвета.
Тори с облегчением заметила, что им нечего сказать друг другу. И уже без облегчения — что его совершенно не тяготило их молчание.
Ей не приходилось болтать, придумывать что-нибудь умное, чтобы поддерживать разговор, заполнить тишину. Никогда не приходилось. С ним и с Марком она всегда могла оставаться собой.
Неожиданно ей стало легко и спокойно.
— С дороги, старичье!
Мальчишка лет шестнадцати-семнадцати пронесся мимо них на велосипеде. Они отскочили, Адам, оберегая, прижал ее к себе.
Она посмотрела на Адама. Почувствовала, как тепло в его объятиях, будто вернулась в родной дом. Она ощутила его дыхание, услышала стук его сердца, увидела черную щетину на подбородке и щеках. И растерянность на лице.
— Ты в порядке? — спросил Адам.
— Все отлично! — ответила она, делая вид, что счищает с ноги какую-то грязь и ненавидя себя за то, как сильно хотела снова оказаться в его объятиях.
Она взглянула на Адама. Казалось, это не произвело на него никакого впечатления. Он смотрел вслед велосипедисту.
— Старичье, — пробормотал он оскорбленным тоном. — Эта малявка обозвала меня старичьем?
Она кивнула, давясь от смеха и изо всех сил пытаясь это скрыть.
— Что здесь смешного?
— Выражение на твоем лице. Этот мальчик…
— Что мальчик?
— Он так похож на тебя — того. Сорвиголова. — Она уже не могла подавить смех. Она не смеялась так уже много лет.
Адам смотрел, как она хохотала, и улыбался.
— Я никогда не кричал людям, чтобы они убирались с дороги!
— Ты был гораздо хуже!
— Нет, не был.
— Нет, был.
Неожиданно он опять оказался совсем рядом, взял ее за локоть, заглянул в глаза.
— Тебе ведь нравилось это, Тори? — настойчиво спросил он.
Она перестала смеяться, напуганная другим чувством, которое всегда возникало у нее, когда рядом был Адам. Чувство, как будто стоишь на краю пропасти, нечто среднее между страхом и приятным волнением.
— Н-нравилось что? — запинаясь, спросила она.
— Мой бунт. Я был плохим мальчиком.
— Меня тогда это до смерти пугало, — прошептала она, подумав: «И сейчас тоже».
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Адам, почему ты делаешь все это? — спросила Тори, затягивая шнурки на коньках. — Мне никогда это не нравилось, да и тебе тоже, кажется.
— Ну да. Единственный мальчик в Калгари, который не играл в хоккей. А может, даже во всей Канаде.
— Тогда ответь мне. Почему? — Она встала на ноги и кинула на него взгляд, не предвещавший ничего хорошего. Ему никогда не было ни малейшего дела до остального мира, и сейчас его это не заботило. Это было видно по тому, какую уверенность он излучал, по тому, как светились его дьявольские темные глаза. Эта прогулка не имела никакого отношения к тому, играл ли он в хоккей в детстве.
Он тоже встал на ноги, которые не слушались и разъезжались. Тут же схватился за спинку скамейки, на которой они надевали коньки, при этом стараясь выглядеть так, как будто он только тем и занимается, что целыми днями ездит на роликах.
Притвориться у него не получилось, и это было забавно.