136 
— Ты прекрасно объясняешь.
— Я смотрела, ждала. Ван Дайк схватил колье, и я увидела, как сквозь его пальцы сочится кровь, как будто камень превратился в жидкость. Ван Дайк поднял на меня глаза… а потом…
Тейт задрожала, и Мэтью наклонился, погладил ее волосы. Он хотел обнять ее, прижать к себе, заставить забыть обо всем, но понимал, что она должна закончить.
— Что потом?
— Он завопил… Он смотрел на меня и визжал. А потом вспыхнуло пламя, настоящее пламя, только я не чувствовала жара. И мне совсем не было страшно. И я забрала у него амулет. — Тейт нервно засмеялась. — Я не знаю, может, я потеряла сознание. Может, все время была без сознания, потому что так не бывает.
— Тейт, амулет был на тебе. Когда я вытащил тебя, амулет был на тебе.
— Должно быть… я нашла его.
Мэтью откинул волосы с ее лица.
— А это, по-твоему, имеет смысл?
— Да… нет, — признала она, беря Мэтью за руку. — Не имеет.
— Теперь я расскажу, что видел я. Когда я услышал, что ты зовешь меня, я выбежал на палубу. Ван Дайк был в воде. Он колотил по воде руками и визжал. Я понял, что ты тоже в воде, и прыгнул.
Не было смысла рассказывать ей, что он нырял, пока легкие не стали разрываться, но он не допускал и мысли о том, что вернется без нее.
— Я нашел тебя на дне. Ты лежала на спине, как будто спала. И ты улыбалась. Я даже подумал, что ты откроешь глаза и посмотришь на меня. А когда я стал поднимать тебя, то понял, что ты не дышишь. Прошло три или четыре минуты после твоего крика, но ты не дышала.
— И ты вернул меня к жизни. — Тейт поставила чашку на столик и обхватила его лицо ладонями. — Мой верный рыцарь.
— Нет ничего романтичного в дыхании рот в рот и закрытом массаже сердца.
— Но в данных обстоятельствах это гораздо лучше букета лилий. — Тейт ласково поцеловала его. — Мэтью, только еще одно: я не кричала. — Она покачала головой, не давая ему возразить. — Я не кричала, но я мысленно произнесла твое имя, когда думала, что тону. И ты меня услышал.
30
Сквозь решетку тюремной камеры Мэтью изучал Сайласа Ван Дайка.
«Вот человек, — думал он, — преследовавший меня всю жизнь, убивший отца, пытавшийся убить меня и чуть не убивший женщину, которую я люблю. Он был богат и влиятелен, а теперь сидит в клетке как зверь».
Лицо Ван Дайка заострилось, а сам он всего за одну ночь словно стал меньше ростом, но, может, это лишь казалось из-за слишком просторной тюремной одежды. Он был небрит, волосы спутались от морской воды и пота. Багровые ссадины на лице и руках напомнили Мэту об отчаянной борьбе Тейт за свою жизнь. За одно это он хотел сломать прутья решетки и услышать, как хрустят кости Ван Дайка… но он заставлял себя стоять и смотреть.
Ничего не осталось от достоинства и властности, только ненависть, жгучая ненависть горела в безумных глазах. Мэтью подумал, что одной этой ненависти хватит, чтобы поддерживать жизнь в этом теле долгие годы. Дай-то бог. Мэтью хотел, чтобы Ван Дайк прожил за решеткой как можно дольше.
— Я пришел сказать, что ты теперь абсолютный ноль. Что чувствуешь, когда теряешь все?
— Думаешь, это меня остановит? — прошипел Ван Дайк. — Думаешь, я оставлю его тебе?.. Надо было убить ее. Надо было прострелить ей живот, и ты бы смотрел, как она умирает.
Мэтью метнулся к решетке, но злорадный блеск глаз Ван Дайка остановил его.
— Анжелика тебя уничтожила. Ты ее видел, не так ли? Огонь в воде. И она смотрела на тебя. Она была так прекрасна, а ты визжал, как ребенок в кошмарном сне.
Щеки Ван Дайка вспыхнули от гнева, но тут же стали белыми как бумага.
— Я ничего не видел. Ничего! — Сознание его затуманилось. Перед глазами поплыли ужасающие образы. Хриплые крики вырвались из пересохшего горла.
— Ты ее видел. И ты будешь видеть ее снова и снова. Каждый раз, как закроешь глаза. Сколько ты сможешь прожить с этим страхом?
— Я ничего не боюсь. — Паника ледяным клубком свернулась в желудке Сайласа. — С моим положением и деньгами я в тюрьме не задержусь.
— Ничего у тебя нет, — прошептал Мэтью, — кроме долгих лет на раздумья.
— Я выйду отсюда и доберусь до тебя.
— Нет. — Мэтью улыбнулся. — Не доберешься.
— Я уже победил. — Сайлас приблизился, обхватил прутья решетки, буравя Мэтью безумным взглядом. — Твой отец мертв, твоя дядя — калека, а ты — грязный мусорщик.
136 
