— Тогда нам нужно строго придерживаться назначенного часа,— согласилась девушка.
Тепло улыбнувшись ему, она вышла из гостиной. Лорд Доррингтон продолжал смотреть ей вслед, когда внезапно из кухни вернулась Элизабет.
— Миссис Маггинс прямо-таки растаяла от счастья, когда узнала, что будет готовить для такого достойного человека, как ты, - сообщила она. — Так что можешь быть уверенным, что, если ужин и не будет отвечать тем требованиям, которые ты предъявляешь к своим блюдам, он, по крайней мере, будет съедобным.
— Из твоих слов следует, что я — напыщенный формалист, — заметил лорд Доррингтон. - Единственное, что меня волнует,— хорошо ли ты питаешься и бережешь ли себя. В противном случае я буду вынужден написать Хьюго и вызвать его сюда.
— Он возвращается примерно через неделю, — ответила Элизабет, и при этом ее глаза засияли от радости. — Он обещал приехать к рождению малыша, он уже договорился с полковником, что тот даст ему месячный отпуск.
— Значит, ты будешь в хороших руках.
— Расскажи мне об Алине, — внезапно попросила Элизабет. — Я стараюсь не вмешиваться и не расспрашивать ее, но меня страшно мучает любопытство — ты же меня знаешь.
- Мне хотелось бы, чтобы тебе было известно как можно меньше,— проговорил лорд Доррингтон. — Ты, очевидно, догадываешься, она сбежала из дома, поэтому никто не должен знать, что она здесь. Хоть я и люблю тебя, Элизабет, но мне приходится признать, что ты неисправимая болтушка.
- Пусть даже и так — но с кем мне болтать? — отпарировала она.
- Откуда я знаю, - ответил лорд Доррингтон. — Именно поэтому я и хочу, чтобы ты пребывала в полном неведении. Она тебе понравилась?
- Она очаровательна. Я еще не встречала более приятного человека, — призналась Элизабет. — Дети боготворят ее. Они ходят за ней по пятам, как щенки. Няня ужасно ревнует! — Она замолчала. — Тебе известно, что она утверждает, будто никогда не выйдет замуж... будто она ненавидит мужчин? — спустя несколько мгновений добавила она. — Но ведь это ужасно! Она рождена для того, чтобы воспитывать детей и ухаживать за мужем.
- Тебе придется убедить ее в том, что если она встретит мужчину, вроде Хьюго, то найдет счастье в семейной жизни, - заключил лорд Доррингтон.
- Я не предлагаю ей выходить за Хьюго, — напомнила Элизабет.
Лорд Доррингтон наклонился и поцеловал сестру в кончик носа.
- Тебя видно насквозь, ты прозрачна, как горный ручей!— проговорил он. - Я поднимусь в детскую, чтобы пожелать племянникам спокойной ночи.
- И правильно сделаешь! — согласилась Элизабет и с улыбкой посмотрела ему вслед.
Было около шести часов вечера, когда Алина спустилась вниз. Как она и полагала, лорд Доррингтон уже успел переодеться и в одиночестве сидел в гостиной.
Алина вошла в комнату, и внезапно ее охватило смущение. Щеки залила краска. Когда лорд Доррингтон повернулся на шум ее шагов, она резко остановилась и с тревогой посмотрела на него, как будто надеялась, что его взгляд вернет ей уверенность в себе.
На ней было одно из привезенных лордом Доррингтоном платьев. Оно полностью отличалось от тех, которые она привыкла носить. Это платье, лишенное пышных юбок с кучей оборок и рюшей и тонкого фишю, в течение последних пяти лет служившим обязательным дополнением к модному туалету, было простым и элегантным и скорее походило на греческую тунику.
Низкий вырез и завышенная линия талии подчеркивали округлость груди. Юбка тяжелыми прямыми складками спускалась до самого пола. Даже несмотря на крохотные буфы, украшавшие рукава, весь туалет можно было назвать классическим.
Лорд Доррингтон молчал. Спустя несколько мгновений Алина медленно двинулась к нему, продолжая пристально смотреть в глаза.
— Это то, что вы ожидали? — еле слышно спросила она.
— Я представлял, что вы будете выглядеть именно так, - ответил он.
— Вам нравится?
— Я потрясен.
— Но ведь платье такое необычное и совершенно немодное!
— Это новая мода, — возразил он. - Платья, которые я привез вам, Алина; только что прибыли из Парижа. Так одеваются все законодательницы мод. Мадам Бертен, у которой я купил их, зачитала мне список своих самых модных клиенток, уже принявших этот новый стиль.
— Платья прекрасны, — сказала Алина, — и нравятся мне гораздо больше, чем все эти рюши и оборки, но в них я кажусь обнаженной.
При этих словах она вспыхнула.