— Я привез вам вот это, — сказал он. — Но если вы не хотите брать, я отвезу матери Дэвида.
Не пытаясь даже дотронуться до свертка, Синтия спросила:
— Что там?
— Ваши фотографии и некоторые письма.
— И последнее тоже?
— Нет, его он взял с собой.
Синтия поглядела на небольшой сверток, затем на Майкла.
— Я не хочу их брать, — сказал она, — и не думаю, что мать Дэвида захочет. Ей и так пришлось много страдать.
Впервые с начала их разговора в ее голосе появилось что-то похожее на нежность. Однако Майкл предпочел не обратить на это внимание. Он снова спрятал сверток в карман.
— Ну что ж. Я выполнил свое обещание, мисс Стендиш, а теперь мне пора.
— Постойте, — тихо сказала Синтия. — Я поняла, из газет конечно, что вы покинули службу. Надеюсь, теперь вы попытаетесь стать более справедливым и понимающим, чем были со мной.
Она говорила с такой горечью, что Майкл снова вскипел от гнева.
— Очень любезно с вашей стороны так заботиться обо мне, мисс Стендиш.
— Я думала не о вас, — ответила Синтия, — а о тех людях, для которых вы — герой, почти легендарная личность.
Впервые Майкл испытал смущение, а Синтия, словно почувствовав свое превосходство, добавила:
— Люди ждут не приговоров без суда и следствия, а совсем другого. Не осуждайте людей, не дав им даже слова сказать в свое оправдание.
Майкл выглядел растерянным.
— Если я… — начал он, но Синтия жестом остановила его.
— Я прошу не за себя. Просто такие упрямцы, как вы, могут причинить окружающим много горя. Вот об этом я и думаю. Прощайте!
Она высокомерно кивнула и отвернулась, давая понять, что беседа окончена. Майкл понял, что теперь преимущество на ее стороне.
На какое-то мгновение он захотел попросить ее объясниться, но затем вспомнил лицо Дэвида, когда он читал письмо Синтии, немое отчаяние в его глазах, когда он сказал:
— Она ясно дала мне понять, что ей нет до меня никакого дела. Она ушла, Майкл, и я тоже уйду.
Майкл собрал волю в кулак.
— Прощайте, мисс Стендиш. Было очень любезно с вашей стороны повидаться со мной. Надеюсь, в будущем вы не забудете, как легко обидеть человека, особенно того, кто оказался настолько глуп, чтобы полюбить вас.
Легкая улыбка появилась на губах Синтии.
— Что ж, спасибо за прямоту, мистер Филдинг.
Он пошел к двери, чувствуя, что преимущество все еще у Синтии. Она стояла перед ним независимая, уверенная в себе.
«Черт возьми, — думал он, — взгреть бы ее хорошенько! Как бы я хотел увидеть ее несчастной, плачущей. Может, пережив горе и унижение, она все-таки станет приличным человеком».
Легкая улыбка на губах Синтии превратилась в усмешку, будто она прочла его мысли. Но Синтия так ничего и не сказала. Через мгновение Майкл стоял у двери.
Он уже протянул руку, чтобы открыть ее, но она внезапно отворилась сама. За ней стоял молодой человек в очках, со встревоженным лицом.
— Господи, Синтия, мне сказали, что у тебя командир авиазвена Филдинг! — Тут он увидел Майкла и внезапно замолчал. — Господи боже!
— В чем дело? — спросил Майкл.
— Так это, значит, и правда вы? А я не поверил, когда внизу мне сказали, что вы здесь.
— Почему?
— Потому, что я потратил целых два дня на то, чтобы найти вас. Старик услышал, что вы в Англии, и хочет встретиться с вами. Мы не представляли себе, где вы можете быть, искали вас повсюду, где могли. А теперь я нахожу вас здесь, в доме, где меньше всего надеялся вас увидеть. Это уж слишком!
— А что отец хочет от него, Тоби? — спросила Синтия.
— Бог его знает! — пожал плечами Тоби Даусон. — Может быть, предложить ему место редактора.
— Ну, так вот он я, здесь, — открыто сказал Майкл.
— Слава богу! — ответил Тоби. — Пойдемте наверх. Должен же я, наконец, получить прибавку к жалованью.
— Я пойду с вами, — сказала Синтия.
Майкл внимательно посмотрел на нее. Он хотел было сказать что-то язвительное, но передумал. Они с Тоби молча пошли вслед за ней к лифту.
«Буря» была весьма влиятельной газетой. И ее влияние поддерживалось и укреплялось одним-единственным человеком — ее основателем и владельцем.
Лифт летел вверх. Майкл тем временем пытался вспомнить все, что когда-либо слышал о лорде Мельтоне, но так и не смог ничего извлечь из глубин памяти. Он понимал лишь одно: женщина, запах духов которой наполнял сейчас лифт, была дочерью этого человека.