– Четыре.
Шум все ближе, все сильней. Такой же большой и сильный, как бьющее в глаза солнце.
– Убей его, – говорит Франциско.
Но только это не Франциско. Это Умре. И он не просто говорит – он вопит. Словно помешанный. Он рвет наручники, истекая кровью, крича, лягаясь, расшвыривая песок по всей крыше. Кажется, Франциско тоже орет на него, велит ему заткнуться, а Бернард с Латифой орут друг на друга – или на меня.
Да, кажется – но я не уверен. Просто все они вдруг куда-то исчезли. Растворились, оставив меня одного в очень тихом, спокойном мире.
Потому что теперь я вижу его.
Маленький, черный и быстрый. Это может быть и крошечный жучок, присевший на линзу прицела.
«Аспирант».
Ракеты «Гидра». Ракеты «Хеллфайер». 50-миллиметровые пушки. Четыреста миль в час.
И всего один шанс.
Он скоро выберет свои мишени. Кого ему бояться? Кучки сбрендивших террористов, палящих из автоматических винтовок? Да им в дверь сарая и то не попасть.
Зато «Аспирант» может вышибить из здания целую комнату простым нажатием кнопки.
Всего один шанс.
Проклятое солнце. Лупит прямо в глаза, выжигая изображение в прицеле.
От слепящего сияния слезятся глаза, но я стараюсь не моргать.
«Опусти!»
Это Бенджамин. Он орет мне прямо в ухо – откуда-то издалека, за тысячу миль отсюда.
«Опусти!»
Господи, до чего же он быстрый! Осталось не больше полумили.
«Ты! Козел! Вонючий!»
Что-то холодное и твердое на шее. Кто-то явно пытается сбить меня. Пропихнув сквозь шею ствол.
«Я пристрелю тебя!» – орет Бенджамин.
Снять предохранительную крышку и щелкнуть на спуск. «Джавелин» к бою готова, джентльмены!
Поперхнуться выстрелом.
Опусти!
Крыша взорвалась. Просто разлетелась в куски. А через долю секунды – пушечный залп. Невероятный, оглушающий, сотрясающий все тело звук. Осколки камней разлетелись во все стороны – каждый не менее смертоносный, чем сами снаряды. Пыль, ярость, разрушение.
Моргнув, я отвернулся, и слезы хлынули по щекам.
Он сделал свой первый заход. Невероятная скорость. Быстрее я не видел еще ничего – кроме, пожалуй, истребителя. А какой разворот! Поверить невозможно. Мгновенный зигзаг, вход в штопор. Резкий крен, разворот, еще крен.
Привкус выхлопных газов на языке.
Я снова поднял «Джавелин» и боковым зрением увидел голову и плечи Бенджамина, в тридцати футах от себя. Хрен знает, где было все остальное.
Франциско опять кричал на меня, на сей раз по-испански, так что мне никогда уже не узнать, что именно.
Вот он. Четверть мили.
На этот раз я действительно видел его.
Теперь солнце позади меня. Оно поднимается, набирает высоту, шпарит прямо на узелок ненависти, что несется ко мне.
Перекрестье. Черная точка.
Идет прямым курсом. Никаких отклонений. К чему утруждать себя? Чего бояться? Просто кучка спятивших террористов.
Я вижу лицо пилота. Нет, не в прицеле – в своей памяти. Образ отпечатался в памяти после первого захода.
Поехали!
Я жму на кнопку, запуская тепловую батарею, и собираю все силы в кулак, пытаясь удержаться на ногах, чтобы отдача первой ступени не отбросила меня назад.
«Ньютон», – мелькает в голове.
Заходит для атаки. Ты все такой же быстрый, ужасно быстрый, но я вижу тебя.
Я вижу тебя, ты, козел вонючий!
Срабатывает зажигание на двигателе второй ступени, толкая «Джавелин» вперед – голодную и нетерпеливую. Пусть гончая увидит кролика.
Просто держать. И все. Просто держать его в перекрестье.
Видеокамера в блоке наведения поведет световой сигнал от хвоста ракеты, сравнивая с сигналом от прицела; малейшее расхождение – и траектория будет откорректирована.
Держать цель в перекрестье, только и всего.
Две секунды.
Одна секунда.
Осколком кирпича Латифе раскроило щеку, и рана сильно кровоточила.
Мы сидели в кабинете Бимона. Я пытался остановить кровь с помощью полотенца, а консул Бимон прикрывал нас «Штейером» Хьюго.
Некоторые из заложников также завладели оружием и рассредоточились по комнате, нервно поглядывая в окна. Я обвел взглядом возбужденные лица и вдруг почувствовал жуткую усталость. И голод. Волчий голод.
Из коридора донесся шум. Шаги. Крики – на арабском, французском, а затем на английском.
– Сделайте погромче, пожалуйста, – попросил я Бимона.
Он бросил взгляд через плечо, на телевизор. На экране шевелила губами какая-то блондинка. Титры внизу экрана поясняли: «Конни Фэрфакс, Касабланка». Конни что-то зачитывала.