Особенно,... 
63 
О’Нил вышел в половине девятого и направился по Хеймаркет в сторону Пикадилли. Дальше – вверх по Шафтсбери-авеню, откуда свернул налево, в Сохо, где звонкое щебетание театралов уступало дорогу басовой пульсации баров с девочками и стриптиз-клубов. В дверях торчали огромные усищи с подвешенными к ним здоровенными харями; когда я проходил мимо, хари с усами принимались призывно нашептывать что-то про «супер-секси-шоу».
О’Нила тоже пытались заманить то в одну, то в другую дверь, но, судя по всему, шагал он вполне целенаправленно, а потому ни разу даже не повернул головы. Пару раз он вильнул – сначала вправо, потом влево – и наконец достиг вожделенного оазиса. Назывался оазис «Шала». Свернув к двери, О’Нил уверенно шагнул внутрь.
Я дошел до конца улицы, минуту послонялся без дела, затем повернул назад – полюбоваться интригующим фасадом «Шалы». Вокруг двери, разбросанные в случайном беспорядке, красовались слова «Шоу», «Девочки», «Эротика», «Танцы» и «Секс» – точно приглашая попробовать свои силы и составить из них предложение. За стеклом у входа было пришпилено с полдюжины выцветших снимков женщин в нижнем белье. В дверях лениво торчала какая-то пигалица в обтягивающей кожаной юбочке. Я улыбнулся ей так, чтобы сразу стало понятно: сам я из Норвегии и, да, «Шала» – как раз то место, где усталый норвежец может расслабиться после тяжелого лондонского дня. С тем же успехом я мог проорать, что сейчас поднимусь к ним с огнеметом наперевес, – сомневаюсь, чтобы она сподобилась хоть глазом моргнуть. Точнее, смогла бы моргнуть, учитывая количество туши на ее ресницах.
Выложив пятнадцать фунтов, я заполнил членскую карточку на имя «Ларс Петерсен, отдел по борьбе с проституцией, Нью Скотленд-Ярд» и спустился в подвал, сгорая от нетерпения увидеть собственными глазами, что же за шоу, девочек, эротику, танцы и секс обещает эта самая «Шала».
«Шала» оказалась заурядной забегаловкой. Самого что ни на есть низкого пошиба. Похоже, руководство сего развлекательного заведения давным-давно решило сэкономить на уборщицах и просто убавить свет: я никак не мог отделаться от ощущения, что ковровые дорожки липнут к подошвам моих башмаков. Штук двадцать столиков теснились вокруг маленькой сцены, на которой под оглушительную музыку энергично изгибалась троица девиц с абсолютно стеклянными глазами. Потолок был таким низким, что самой длинной девице приходилось выплясывать, скособочившись. Поразительно – особенно если учесть, что все три были абсолютно голыми, а изгибались они под писклявости «Би Джиз», – но проделывали они это с изрядной степенью достоинства.
О’Нил сидел за столиком у самой сцены. Похоже, он положил глаз на девчонку слева – бледного заморыша, которому явно не помешал бы большой стейк, пирог с почками и часов десять крепкого сна. Стеклянный взгляд девушки приклеился к стене бара.
– Что будем пить? – Человек с фурункулами на шее перегнулся через стойку.
– Виски, пожалуйста, – сказал я и повернулся к сцене.
– Пять фунтов.
Я развернулся к нему:
– Не понял?!
– Пять фунтов за виски. Деньги вперед.
– Обойдешься, – отрезал я. – Сперва – виски. Потом – деньги.
– Деньги вперед.
– Пошел ты в жопу!
Я улыбнулся, чтоб сгладить обиду. Он налил мне виски. Я заплатил ему пять фунтов.
Просидев у бара еще минут десять, я сделал вывод: О’Нил пришел полюбоваться шоу, ни для чего больше. Он не смотрел ни на часы, ни на дверь и потягивал свой джин с такой развязностью, что у меня не осталось никаких сомнений: человек просто отдыхает. Я прикончил выпивку и подсел за его столик:
– Можно, я сам догадаюсь? Она ваша племянница и занимается этим только для того, чтобы получить актерский профбилет и попасть в Королевский шекспировский театр.
О’Нил вытаращился на меня.
– Здрасьте, – сказал я, устраиваясь поудобнее.
– Что вы здесь делаете? – спросил он раздраженно.
По-моему, он чувствовал себя немного неловко.
– Минуточку, – сказал я. – Все как раз наоборот. Это вы должны сказать «здрасьте», а я – спросить «что вы здесь делаете?».
– Черт бы вас побрал, Лэнг! Гд е вы пропадали?
– Ох, где я только не пропадал! Вы же знаете, «я просто лепесток, гонимый ветром осенью ненастной». Разве этого нет в моем деле?
– Вы шпионили за мной.
– Фу-у. «Шпионил» – какое гадкое слово. Мне больше по душе «шантаж».
– Что?
– Хотя нет, вы правы, оно означает нечто совершенно другое. Ладно, пусть будет «шпионил».
63 
