– Все равно, я не могу с ней жить, это очевидно, – пробормотал Майк.
– Ну, ты можешь время от времени вспоминать меня, хотя я устала от такой жизни, – сказала Джикс. – Мало приятного быть нищенкой, стоять и ждать у стола в надежде, что тебе подадут. Совершенно очевидно, что Венеция не пойдет на развод, чтобы не втягивать в это дело свою дочь. И сделает правильно. Но если она простит тебя и предложит начать заново… в каком свете я предстану? Тебе запретят встречаться со мной… Такой вот расклад.
– Я думаю, что Венеция захочет, чтобы мы продали имение и переехали в другое место, – сказал Майк.
– Я тоже так думаю. Но если она этого потребует… ты подчинишься?
Майк посмотрел в узкие голодные глаза девушки, затем концом сапога загасил на полу окурок.
– О Боже, не знаю. Не знаю ни черта! Скорее всего поступлю так, как она захочет. Я не собираюсь разваливать наш брак.
– А разве ты не преуспел в этом? – насмешливо спросила она. – По-моему, тебе это прекрасно удалось.
– Сама знаешь почему, чертовка.
– Потому что я хорошо сижу в седле? – издевательски спросила она, швыряя сигарету в камин.
– Ты же знаешь, что это не так.
– Вот что я тебе скажу… – неожиданно она смолкла, и в глазах заблестели слезы. Майк никогда прежде не видел, чтобы Джикс плакала. – Я порвала с тобой перед тем, как ты женился на ней, но ты взялся за старое. Теперь я с тобой окончательно порываю. Я не должна… Я не выдержу, Майк. Мне нравится твоя Венеция. А теперь уходи и оставь меня одну!
Она отвернулась, чтобы он не видел ее лица. Но в Майке зашевелилась прежняя страсть. Он был подавлен. Он не принадлежал к числу тех, кто способен стойко переносить несчастья или мириться с тем, что отвергают. Он прибыл в «Лошадь и гончие» за полчаса до Джикс и успел здорово набраться. Угрызения совести перестали мучить его и перешли в обиду на Венецию. Он схватил Джикс и попытался поцеловать.
– Давай позабавимся немного, а?
– Какой смысл, Майк? – спросила она, пытаясь вырваться.
– Ты мне не разонравилась, и тебе это, черт возьми, отлично известно.
– Я тебя тоже люблю и всегда любила, – хрипло сказала она, – но теперь довольно. Если ты хочешь вернуть Венецию, то оставь меня в покое.
– В отличие от тебя Венеция не хочет меня видеть.
– Не знаю, чем тебе помочь… – начала она, но он уже почувствовал, как задрожало ее тело, и неожиданно уткнулся разгоряченным лицом между маленькими грудями, обтянутыми водолазкой. Но в этот момент в воображении Майка возникло красивое лицо Венеции, глядящее на него с укоризной. Он почувствовал себя несчастным. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы Джикс провела с ним этот вечер. Он дурно обращался с ней, но тем не менее она была его; он знал, что и тело и душа ее принадлежат ему. Она любила его, понимала, как никто другой. Он также знал, что с Джикс не надо притворяться.
– Мы с тобой должны провести эту ночь вместе, Джикс, – тяжело дыша, произнес он, – даже если она для нас будет последней.
– Нет! – прошептала Джикс.
Но ее сопротивление было сломлено. Вскоре она уже лежала рядом с Майком, обняв его за шею и жадно отвечая на его страстные поцелуи.
Наконец он поднял голову и произнес:
– Так-то лучше.
– Ты чудовище, Майк, – еле слышно проговорила она.
– Но ты любишь меня?
– Да… О Господи, помоги мне!
– Куда мы двинем? – тихо спросил он.
– Я должна предупредить домашних, что сегодня ночью не буду ночевать.
– Ты можешь что-нибудь придумать?
– Затруднительно… уже довольно поздно.
– Да… мне надо было позаботиться пораньше.
– Я думала об этом каждую ночь с того самого дня, как ты сказал, что Венеция уехала, но не смела сказать…
Он снова привлек ее к себе и сказал:
– Я тебя никогда не отпущу, Джикс.
– На этот раз придется отпустить, – проговорила она, стараясь не расплакаться.
– Пусть будет, что будет, Джикс.
– Что говорить о будущем, – ответила она сдавленным голосом, проводя короткими сильными пальцами по его густым волосам. – Нам надо расстаться… поверь мне.
– Венеция сама напросилась, – раздельно проговорил Майк, стараясь найти себе оправдание. – Не могу же я до конца дней оставаться затворником, пока она будет решать, как поступить со мной.
Джикс отстранилась от него и нахмурилась:
– Давай больше не говорить о ней, Майк, прошу тебя.
– С большим удовольствием.
Она взглянула в зеркало над камином, поправила волосы, затем посмотрела на него, вынула носовой платок из кармана Майка и стерла губную помаду с его подбородка.