Особенно,... 
178 
– Я пришел в Англию не для того, чтобы уничтожать ваши законы и привилегии.
Жители Кента, исполнившись воодушевления, препроводили его в Рочестер, где и объявили своим правителем. Из Рочестера часть своих войск Вильгельм отправил для организации осады Лондона, который провозгласил своим королем Эдгара Этелинга. Сам же он маршем двинулся к Винчестеру, но, подойдя к городу, узнал – в нем находится королева Эдгита, эта роза, рожденная на кусте шиповника, поскольку Винчестер составлял часть ее приданого. В одном из неожиданных приступов щедрости герцог из уважения к королеве пообещал, что не станет вступать в пределы городской черты, если жители присягнут ему на верность. Они повиновались, и он, верный своему слову, отвел войска от его стен и отправился назад, дабы лично возглавить осаду Лондона.
Рауль покинул его в Баркинге, где Вильгельм вступил в переговоры с посредником, выбранным горожанами, – увечным ветераном прошлых войн по имени Ансгард. Вильгельм отпустил Рауля, но, недовольно поморщившись, заметил:
– Полагаю, отныне я уже не могу безраздельно рассчитывать на твое внимание, мой Хранитель. – После чего добавил: – Другие целыми днями требуют от меня награды, Рауль, а ты молчишь. Что я могу даровать тебе?
– Мне ничего не нужно, – ответил молодой человек. – Если бы вы послушались моего совета, Вильгельм, то не отдали бы и пяди английской земли тем, кто с пеной у рта шумно домогается ее.
– Я верен своему слову, – ответил Вильгельм и окинул своего фаворита долгим задумчивым взглядом. – Да, ты ничего не просишь у меня и всегда оставался таким. А ведь я готов был пожаловать тебе графство. Что ж, тем не менее, думаю, могу дать тебе кое-что, чему ты наверняка будешь рад. Зайди ко мне перед отъездом: к тому времени все будет готово.
Когда Рауль явился к нему несколько часов спустя, герцог держал в руке пергаментный свиток. Он протянул его Раулю и лукаво улыбнулся.
– Я пока еще не король Англии и до сих пор никому ничего не пожаловал. Сохрани его до того дня, когда он обретет законную силу. И да поможет тебе Бог в этой поездке, друг мой.
Вильгельм вручил Раулю дарственную на земли Марвелла и пожаловал титул барона.
Жильбер Дюфаи вызвался немного проводить друга. Его терзали сомнения; он не находил себе места, и вот уже в который раз повторил:
– Мне не нужны владения в Англии. А ведь я готов был поклясться, что и ты скажешь то же самое.
– Нет. – Рауль слегка покачал головой. – Да, это правда, что я вовсе не желал этого похода, но дело сделано, Жильбер, и не в нашей власти изменить что-либо. Да, я прекрасно понимаю, какие чувства ты испытываешь, однако если все настоящие мужчины, подобно тебе, откажутся от здешних земель, то они достанутся таким субъектам, как Роберт Белем по прозванию Дьявол, или Гуго Волку и прочим.
– Эта война у меня в печенках сидит, – упрямо продолжал Жильбер. – Англия принадлежит саксам, а не нам. А я – нормандец, и Нормандия вполне меня устраивает. Я вижу, как вокруг Вильгельма уже собралась стая голодных волков, пускающих слюни в ожидании награды, и скажу тебе прямо – не желаю становиться одним из них.
– Смотри дальше, – посоветовал ему Рауль. – Мы должны жить будущим, которое хочет обеспечить нам Вильгельм. И оно ждет нас здесь, в Англии. Говоришь, ты – нормандец. Я же думаю, в конце концов мы все станем англичанами. Нет, не ты и не я, но сыновья наших сыновей – наверняка.
– Мои – уж точно нет, поскольку вырастут на своей земле.
– А вот мои будут расти в Англии, – сказал Рауль, – чтобы после смерти своего отца земли, захваченные мной, достались бы наследникам, рожденным на английской земле. Оставайся, Жильбер. В этой несчастной стране предстоит много работы.
– Остаться, чтобы разорять Англию, подобно какому-нибудь разбойнику? Нет уж, благодарю покорно, Рауль.
– Чтобы вернуть справедливость, правосудие и порядок, которые нравятся тебе ничуть не меньше меня. Вильгельм намеревается сделать эту страну домом для грядущих поколений нормандцев. Однажды, много лет тому, он сказал мне, что завоюет королевство для своих потомков, на страже которого встанет море, а не жалкие приграничные крепости. Что ж, он добился своего, и нравится оно тебе или нет, от этого ничего уже не изменится. Люби Нормандию, как и все мы, поскольку она – наша родина, но давай научим своих сыновей считать собственным домом Англию. Потому что, в конце концов, между Англией и Нормандией начнется борьба. И я думаю, Англия победит, а Нормандия погибнет, как в том пророчестве, что мы с тобой слышали в Сен-Жаке. – Он, сделав паузу, продолжил: – Ты помнишь слова Гале? Я часто думаю о них.
178 
