Последние отзывы

  32  

Друзья барона во многом походили на него. Это были утонченные и образованные люди. Они интересовались искусством и относились ко мне с искренним уважением, как к дочери великого художника.

— Наша семья живет совсем иначе, — сообщил мне Бертран. — Намного проще. Я хочу познакомить вас с матерью и сестрой. Уверен, что вы понравитесь друг другу.

Я подумала, что это прозвучало почти как предложение.

В другой раз он сказал:

— В нашем маленьком замке есть комната, в которой, должно быть, удобно заниматься живописью. Она очень светлая, к тому же там можно пробить еще одно окно.

Я привязывалась к нему все больше, и в его обществе мне всегда было несказанно легко и приятно. Можно сказать, что я влюбилась в него, но еще не была уверена в силе своих чувств, потому что трудно провести четкую грань между ними и переживаниями творческого характера. Окончив работу над портретом, наверное, смогу разобраться и в своих чувствах. Но сейчас, и это вполне естественно, я была увлечена творчеством до такой степени, что оно, безусловно, затмевало Бертрана.

Работа близилась к завершению. Миниатюра была почти готова.

Глядя на нее, я торжествовала, и даже жаль было, что окончание этого чарующего процесса уже настолько близко. Я чувствовала, что расставание с ним оставит в моей жизни ощутимую пустоту.

Однажды днем, когда в замке царила тишина, отец отдыхал, а все остальные, похоже, куда-то уехали, я решила еще раз взглянуть на миниатюру и, в случае необходимости, добавить один или два заключительных штриха.

Отворив дверь «солнечной» комнаты, я замерла на пороге. Кто-то стоял, склонившись над моим ящиком. Это был барон, и в руках он держал мою миниатюру.

— Что вы здесь делаете? — ахнула я.

Он обернулся. Его глаза сияли.

— Это изумительно!

— Вам следовало обождать…

Барон смотрел на меня, лукаво прищурившись.

— Я смотрю на нее отнюдь не впервые, — сообщил он. — И все время наблюдал за ходом вашей работы. В этом замке для меня не существует недоступных мест, мадемуазель Коллисон.

Он снова взглянул на миниатюру.

— Не могу оторваться. Каждый раз нахожу в ней что-то новое… Это гениальное произведение.

— Я рада, что она вам нравится.

Он положил миниатюру обратно в ящик движением, которое можно было охарактеризовать только как благоговейное. Затем обернулся и, к моему ужасу, положил руки мне на плечи.

— Человек на этой картине беспощаден… властолюбив… распутен… циничен… Все это легко читается на его лице. Но есть одно качество, в котором нельзя обвинить этого человека, мадемуазель. Он не глуп. Вы со мной согласны?

— Конечно.

— В таком случае почему же вы полагаете, что вам хоть на одно мгновение удалось ввести меня в заблуждение? Я еще во время первого сеанса все понял. Что стряслось? У вашего отца проблема с глазами? Или его руки утратили уверенность? Когда-то он ведь был великим художником. Понятно, почему вы приехали вместе с ним. «Я всегда сопровождаю отца», — произнес он, передразнивая меня. — «Но я не была при баварском дворе, я не была с ним в Италии. Нет, только сюда, в Сентевилль». Моя дорогая мадемуазель, я не люблю, когда меня обманывают, но могу многое простить талантливому художнику.

— Вы правы, — сказала я. — Это моя работа. А теперь вы начнете к ней придираться и говорить, что женщина не может писать картины так же хорошо, как и мужчина, и что, хотя эта миниатюра довольно сносная, тем не менее она не стоит тех денег, которые вы согласились за нее заплатить…

— Вы истеричны, мадемуазель Коллисон?

— У меня никогда не бывает истерик.

— Ну, тогда мои представления об англичанах не поколеблены. Я ведь всегда верил, что они сохраняют спокойствие даже в самых сложных ситуациях. Но сейчас вы обманываете себя точно так же, как ранее пытались обмануть меня. Я восхищаюсь вашим полом. Есть очень много такого, что вы умеете делать… божественно. Где бы мы были без женщин? И я не понимаю, почему женщина не заслуживает похвалы за прекрасно написанную картину, как и за все остальные радости, которыми она нас одаривает!

— Значит, вы принимаете миниатюру?

— Мадемуазель Коллисон, я не расстанусь с этой миниатюрой ни за что на свете!

— Я полагала, вы собираетесь подарить ее невесте.

— С тем, чтобы она привезла этот шедевр обратно и я смог повесить его на стену в своем замке. Рядом с кареглазой дамой, которая прежде была незнакомкой, но более таковой не является. Мадемуазель, как вы верно заметили, я несостоявшийся художник, но при этом неплохо разбираюсь в искусстве, и позвольте заявить со всей убежденностью, что вы — большой мастер.

  32