49 
Я осознавала то, что слишком много думаю о нем. Он вторгся даже в очаровательный день пикника и бросил на него уродливую тень. Из-за него страдала бедняжка Мари-Клод. Я была уверена, что причиной ее болезни являются мрачные предчувствия и тревоги. Однако ее нездоровье предоставило мне возможность ближе познакомиться с Парижем, поскольку продлевало мое пребывание в этом городе. Я об этом не сожалела еще и потому, что меня немного беспокоила миниатюра. Она должна быть ничуть не хуже той, что я написала для барона. К моему удивлению, его портрет дался мне легче, чем эта работа, которая представлялась мне поначалу гораздо более простой…
Каждый день я выходила из дому ровно в два часа и отправлялась по намеченному маршруту. Елисейские Поля, Лувр, а затем Люксембургский сад. Самое сильное впечатление произвел на меня собор Парижской Богоматери. Войдя туда впервые, я испытала сильнейшее волнение. Там царил загадочный мрак и пахло ладаном. Было понятно, что для более детального знакомства со знаменитым собором мне придется возвращаться сюда снова и снова, пока существует такая возможность. Все, что я когда-либо слышала об этом месте, заполнило до отказа мое сознание. Я вспомнила, что наш отечественный Генрих Шестой был коронован здесь в качестве короля Франции более четырехсот лет назад. Позже Генрих Наваррский венчался здесь с Маргаритой Валуа, причем у самого входа, а не у алтаря, потому что как гугеноту ему не было позволено войти внутрь. Сразу после этой свадьбы разразилась страшная Варфоломеевская ночь[14]. Двадцать лет спустя, когда тот же Генрих занял город, он заявил, что это событие вполне стоит мессы.
Меня пленили омерзительные химеры, и я долго разглядывала то одну, то другую, пытаясь понять, почему такое священное место было решено украсить этими зловещими фигурами. Хотя слово «украсить» здесь было неуместно. Их лица как будто явились из самых жутких кошмаров. Я спрашивала себя, смогу ли когда-нибудь их забыть. Что хотел показать нам их автор? Коварство… да, оно тут явно присутствовало… жестокость, похоть, алчность… все семь смертных грехов. Но прежде всего эти лица излучали какой-то сатанинский цинизм.
Я долго смотрела на них, и вдруг одна из химер, самая зловещая из всех, пошевелилась. Ее черты изменились, и на мгновение показалось, что на меня смотрит барон. Он был похож на демона. Как он себя назвал? Демон-искуситель? Демонический любовник? Любовник! Да разве может он любить кого-нибудь, кроме себя самого? Я не могла оторвать глаз от этой химеры. А жестокое каменное лицо приняло прежний облик и как будто насмехалось надо мной…
Я должна изгнать этого человека из своих мыслей.
Время пролетело незаметно, и на обратном пути я была вынуждена остановить фиакр. Кучер внимательно выслушал мои указания, коснулся рукой своей белой шляпы, и мы тронулись в путь.
После этого я взяла себе за правило пользоваться услугами наемных экипажей. Да, в этом случае я могу бродить, где захочу, задерживаться сколь угодно долго, а затем останавливать фиакр и возвращаться домой ко времени, которое я сама себе назначала.
Принцесса всегда с большим интересом выслушивала рассказы о моих экскурсиях. Думаю, она начинала смотреть на Париж совсем другими глазами.
Я рассказала о том, что была в соборе, и о том, как он меня потряс. На следующий день я собиралась отправиться туда же.
— Это довольно далеко.
— Я люблю ходить, а на обратном пути могу взять фиакр.
— Вы счастливица, мадемуазель Кейт. Как это, должно быть, чудесно — быть свободной.
Я с грустью посмотрела на нее. Болезнь — всего лишь попытка оттянуть время. Она не хотела, чтобы миниатюра была окончена, а здесь, в постели, искала убежища от неотвратимо надвигающегося будущего.
На следующий день, когда я пообедала и, как обычно, в два часа собралась на прогулку, принцесса спросила, пойду ли я в Нотр-Дам, и если да, то не смогу ли заглянуть в лавку модистки неподалеку от собора и передать ей записку. Речь шла о шляпке, которую она хотела там заказать.
Я отправилась в собор, на этот раз прихватив с собой альбом. Некоторое время я провела внутри, делая беглые наброски. Однако единственным, что мне по-настоящему хотелось рисовать, были химеры. Я набросала некоторые из них по памяти, но почему-то обнаружила, что в каждой из них было нечто от барона.
Выйдя из собора, я разыскала лавку модистки. Отдав записку, села в свободный фиакр и вернулась домой.
49 
