Последние отзывы

  89  

Среди обитателей деревни было много рослых и сильных мужчин. Вооруженные длинными ножами для резки тростника, они легко смогли бы напасть на Тауба. Атеа удивляло и оскорбляло, что туземцами может повелевать человек, не обладающий маной. Мана была тонкой и чистой энергией, тогда как от Патрика исходила только грубая сила.

— Это мой новый помощник, — небрежно произнес Тауб. — Его зовут Атеа. Он тоже не белый, но все-таки посветлее, чем вы. Да и мозгов у него побольше. Он будет следить, чтобы вы не отлынивали от работы.

Большинство фиджийцев опустило глаза. Их враждебность была подобна каменной стене. Атеа почувствовал это всей кожей, и то же самое случилось с Паки: шерсть на загривке пса вздыбилась, и он залаял дурным голосом.

Молодой человек сразу понял, что надо отправить пса домой: в такой ситуации лучше быть одному, а не с тем, кто тебе дорог, пусть даже это собака. Всегда легче бояться за себя, чем за другое живое существо.

— Назад! — приказал он Паки, и тот нехотя обиженно затрусил в сторону дома.

— Не робей, — сказал Патрик полинезийцу. — С ними нетрудно справиться. Главное дать понять, что ты сильнее.

Это Атеа знал и без него. Только ему вовсе не хотелось заставлять этих людей работать, угрожая им ружьем.

— Я пойду на другое поле, а ты оставайся здесь. Если что-то пойдет не так, кричи, а лучше стреляй, — заявил Патрик и ушел.

Местные жители взялись за привычную работу. Многие косились на Атеа, но едва он поворачивался к ним, тут же отводили глаза.

Атеа решил обойти поле. На островах Фиджи было куда больше живности, чем на Маркизских: тростниковые заросли так и кишели всякими тварями. Чтобы избежать укусов ядовитых насекомых, перед вырубкой приходилось поджигать поле.

Атеа скорее догадался, чем услышал, что происходит за его спиной, и, резко обернувшись, с силой ударил прикладом. Мужчина упал на землю, зато другие вооруженные резаками фиджийцы немедленно окружили Атеа.

Отступив к стоявшему стеной тростнику, он навел на них ружье, но не спешил стрелять. Мужчины долго и молча изучали его, потом один сказал:

— Откуда ты взялся? Кто ты такой?

А другой тотчас добавил:

— Все равно мы тебя прирежем.

— Я не желаю вам зла, — решился ответить Атеа.

— Никто не приходит сюда со злом, но все только его и творят. Чем ты подкупил белого?

— Тем, что не испугался. И вас я тоже не боюсь.

— И мы тебя не боимся, несмотря, на то, что в твоих руках огненная палка. Мы не позволим тебе взимать лалу^[5]!

— Мне не нужна лала.

— Тогда бери нож и руби тростник.

Атеа покачал головой.

— Я никогда не стану работать на белого так, как это делаете вы.

— Хочешь сказать, ты особенный? Да, твоя кожа светлее нашей, и все-таки ты ничего не стоишь без этой стреляющей палки.

По выражению их лиц и глаз Атеа видел, что они все равно его убьют. Подкараулят и прирежут где-нибудь, днем или ночью. Он понимал, что надо что-то решать: сейчас или никогда.

Он отшвырнул ружье, а потом повернул к ним ладони.

— Подойдите и сразитесь со мной. Теперь у меня ничего нет, — сказал он и добавил про себя: «Ничего, кроме… маны».

Мана таится во многом: в красивой мелодии, в узоре ветвей на фоне лазурного неба, в полете птицы и запахе гибискуса, но сейчас она была только в нем, ибо усилием воли он вобрал ее из окружающего мира. Она заставляла его стоять твердо и прямо, она гнала его кровь по жилам и трепетала в его сердце. Сперва она едва теплилась в нем, а потом поднялась высоким и чистым пламенем, выжигая смятение и страх.

Замершие перед Атеа люди видели тот облик, который он избрал для себя сейчас. Облик высшего существа, наделенного силой, которая им и не снилась.

Патрик Тауб не сумел бы этого понять, но фиджийцы еще не утратили способности постигать такие вещи.

— Кто ты? — осторожно спросили его.

— Я был вождем своего племени.

— И что? — воскликнул какой-то смельчак. — Ты продался белому!

— Неправда. Я никому не продаюсь.

Вперед выступил какой-то старик.

— Наш роко-туи^[6], которого убил белый, мог ходить по горящим углям! Если в тебе есть что-то, чего нет в нас, сделай это! — сказал он и показал на тлеющий тростник.

Атеа вздрогнул. Он никогда не видел, чтобы кто-то совершал нечто подобное. В его родной Полинезии ни для вождя, ни для рядовых членов племени не устраивались жестокие испытания. Это был край любви и радости. Однако здесь все было иначе.

  89