231 
Она договорилась с Бобби Пилларом пока не разглашать задуманного с ним дела. Но когда они выступят публично, они сделают это с размахом. Это значило, что она должна сжечь все мосты: отказаться от снобизма, не одевать больше богатых. И все же, думая о грустных и отчаявшихся женщинах, которые покупали ее модели высокой моды, она знала, что будет сожалеть об утраченном. Она будет сожалеть о роскошной возможности покупать любую ткань, какую ей захочется, и о том, что никогда не будет делать модели для французских и итальянских шоу. Но какого черта, Ив Сен-Лоран всегда получает лучшие выкройки Густава Замстега. Карен думала о тех женщинах, которых она видела на улицах, в самолетах и в аллеях. Это будет потрясающим вызовом: разработать замечательные дизайны в тканях и аксессуарах по доступным пенам для широкого рынка. Это целый новый мир. И черт с ним, с этим Парижем. Меняем Париж на Техас!
Поймет ли массовый рынок ее одежду? Примут ли они вещи без ярких цветов и не бросающиеся в глаза? Карен ставила на то, что примут, а Бобби готов был положить ей деньги прямо в рот. Плюс к этому, какая радость показать дрянные модели вроде моделей Норис Кливленд и разнести их прямо на экране. Возможно, она не заведет себе новых друзей в индустрии модной одежды. Но она сможет стать героиней, как Эльза Кленш в программе «Каждая женщина».
Она возьмет ребенка и воспитает его. Она молилась о том, чтобы у нее получилось лучше, чем у Белл. Нелегко быть матерью-одиночкой и воспитывать ребенка одной. Но что легко в этом мире? Ее воспитывали Белл и Арнольд, и Лизу тоже. И какое они потерпели фиаско! Карен подумала о Марии Ботеглиа: Мария ее любила, ласкала ее и гладила, смотрела на нее и целовала. Благодарю тебя, Господи, за это. Скорее всего из-за этого кусочка своей жизни она отличается от своей сестры. В детстве она наслаждалась похвалами и любовью Марии. «По-своему мне повезло, — подумала Карен. — Я получила этого недостаточно, и это было не так долго, как могло бы быть, но все-таки мне перепало». Мысли о Марии там, в Чикаго Хэйтс, заставили Карен улыбнуться даже сейчас. «Я собираюсь сделать тебя бабушкой через несколько часов», — думала она.
А что насчет Лизы и Белл? Могла ли она простить их? Должна ли она их простить? Карен не была уверена в этом. Так ли важна кровь, что нельзя разрубать узлы, которые она завязала? Что предсказывала мадам Ренольт? Что она разорвет паутину, но шрамы будут кровоточить. Теперь она улыбнулась. Разве не сказала ей предсказательница, что ее ждет цветной ребенок? Мадам Ренольт права во всем.
Карен думала о пушистых волосках ребенка, о черных-черных глазах, которые смотрели на нее. Ее не волновал возраст. Ребенок видел ее, он выбрал ее, и когда пройдут годы, Лили — так будут ее звать — спросит, как ее удочерили, и Карен расскажет ей всю правду. Карен расскажет ей, как женщины и дети шили в темноте и грязи дешевую одежду для того, чтобы другие женщины, живущие на обратной стороне Земли, могли бы тратить деньги на наряды, но никогда не удовлетворяли своего тщеславия. И как мужчины управляли всем этим: женщинами, занятыми рабским трудом, и женщинами, которыми они манипулировали с помощью фотографий в журналах, в витринах магазинов и каталогах. Она расскажет Лили, как и почему умерла ее мать. И как Лили выбрала ее.
Настанет время, когда Лили будет злиться, будет чувствовать, что она не такая, как все. Возможно, придет время, когда Лили будет сожалеть, что ее забрали из ее культуры. Но Карен должна была верить, что не ошибается. Она разрешит Лили идти и делать то, что ей захочется. И она будет помогать ей, как только сможет. К тому времени Карен уже не будет подпитывать тот неисчерпаемый аппетит женщин к моде. Она будет делать хорошую, носкую одежду, за пошив которой будут платить хорошие деньги и которую смогут покупать женщины, зарабатывающие себе на жизнь тяжелым трудом. Никакой светскости и исключительности. Она будет работать для новых клиентов. Карен надеялась, что не разочарует их, не разочарует Лили. И вместе с тем больше всего на свете она хотела любви ребенка.
Мистер Дагсвар встретил Карен у таможенного контроля.
— Вы удивлены моим прибытием? — спросила она.
Он улыбнулся и покачал головой.
— Совсем нет, — сказал он. — Совсем нет.
— Можем ли мы поехать прямо в больницу? — спросила она.
Мистер Дагсвар покачал головой.
— Я боюсь, что ребенка там больше нет. Его перевели.
231 
