– Ему всего лишь нужно было узнать, что я видела. Вряд ли большинство людей не захотели бы поговорить с ним об этом.
Гизела, все еще держа Монику за руку, обменялась с ней насмешливыми взглядами.
– Вы забываете то, что я сказала в надгробном слове о задницах.
– Тогда я счастлива не быть таковой в этом случае, но…
– Ваше имя не появилось в прессе, – перебила Гизела.
– Просто не было причин меня освещать. Я не видела ничего полезного.
– Вы помогли Аштону.
Моника протянула свободную руку, на миг сжала пальцы Лайлы, так что все три женщины казались едины.
– Ему было необходимо найти ответы, решение, а вы помогли ему.
– Вам нужно вино, – решила Гизела. – Я принесу.
– Пожалуйста, не беспокойтесь. Я…
– Принеси нам шампанского, солнышко.
Моника крепко сжимала руку Лайлы, чтобы удержать ее на месте, когда Гизела поспешила уйти.
– Аш любил Оливера, все мы любили. Но он взбешен. Считает себя виноватым в его гибели. Но если делал наброски и пригласил вас сюда, вы помогли ему перемахнуть через первую колдобину.
– Иногда легче говорить с кем-то, кого не знаешь слишком уж хорошо. И, как оказалось, у нас есть общий друг, что немало помогло.
– Значит, ваши глаза и все остальное.
Моника наклонила голову и снова оглядела ее.
– Не его обычный тип, впрочем, у него вообще нет обычного типа. Но танцовщица. Вы должны знать о балерине, с которой у него был роман. Прекрасная молодая женщина, необыкновенный талант, но с эго и характером под стать. Аш очень вспыльчив, если нажать на нужные кнопки. Думаю, он наслаждался страстью… я имею в виду не секс, а именно страсть. Всей этой драмой. Но недолго. В душе он больше всего любит свой покой и одиночество. Вы кажетесь женщиной менее ветреной.
– Я могу быть настоящей стервой, если нажать на нужные кнопки.
Моника блеснула улыбкой, и сразу стала очень похожа на сына.
– Надеюсь на это. Не выношу слабых женщин. Хуже, чем слабые мужчины. Чем занимаетесь, Лайла? Работаете?
– Да. Пишу книги. И управляю домами в отсутствие их хозяев.
– Домоправительница. Клянусь, будь я в вашем возрасте, делала бы то же самое. Путешествовала бы, наблюдала, как живут другие люди, наслаждалась новыми местами. Новыми видами. Это приключение.
– Настоящее.
– Но для того чтобы заработать деньги, вы должны быть человеком ответственным, надежным, достойным доверия.
– Вы ухаживаете за чужим домом, вещами, растениями, домашними любимцами. Если они не будут вам доверять, приключению конец.
– Без доверия ничего не выходит. А что вы пишете?
– Молодежные сериалы. Романы. Школьные драмы. Политика, романы и тому подобное на фоне враждующих оборотней.
– Не «Луна встает», случайно? – спросила Моника с восторженным удивлением. – Вы не Л.Л. Эмерсон?
– Да… вы действительно знаете… Ах, да, Райли, – вспомнила она. – Аш сказал, что его сестре Райли нравится книга.
– Нравится? Да она ее проглотила! Я должна вас познакомить. Она будет счастлива.
Она обернулась и наклонила голову.
– Спенс!
Отец Аша и Оливера, – догадалась Лайла. Безумно красив, загорелый и стройный, в густых темных волосах проблескивает седина, особенно на висках. Взгляд голубых глаз холоден и расчетлив.
– Лайла, это Спенс Арчер. Спенс, Лайла Эмерсон.
– Да, знаю. Мисс Эмерсон, мы очень благодарны.
– Мне так жаль, мистер Арчер.
– Спасибо. Позвольте налить вам шампанского, – сказал он, когда слуга в белом пиджаке внес серебряное ведерко. – А потом я собираюсь украсть ее ненадолго, Моника.
– Тебе не впервые сбегать с хорошенькой девушкой, – выпалила Моника, но тут же подняла руки и покачала головой.
– Прошу прощения. Привычка. Не сегодня, Спенс.
Она поднялась, подошла и поцеловала его в щеку.
– Сейчас уберусь с дороги. Еще увидимся, Лайла. Готовьтесь к безоговорочному поклонению нашей Райли.
Она бегло пожала Спенсу руку и ушла.
– Вы так добры, что пришли сегодня, – начал Спенс, подавая Лайле бокал шампанского.
– Это было важно для Аштона.
– Да, понимаю.
Она подумала, что он выглядит усталым и мрачным, что вполне понятно, и искренне пожелала оказаться в другом месте. Она не знала, что можно сказать отцу погибшего сына и отцу второго, с которым она делила странную и опасную тайну.
– Это была прекрасная трогательная церемония. Я знаю, Аштон хотел сделать все… как можно более утешительным для вас и матери Оливера.