140 
Мы проходим по серому коридору и останавливаемся у деревянной двери с надписью «Лилейные покои».
— А-а-а… я оставлю вас на несколько минут, — говорит он со значением, приоткрывает дверь и не может удержаться от вопроса: — Правда, что она нарисована на известной картине? Которая была во всех газетах?
— Да.
— А-а-а… Надо же. Сложно представить ее такой. Она ведь очень старая. Целых сто пять, кажется? Да уж, пожила.
Он по-своему проявляет внимание, но его слова причиняют мне острую боль.
— Не такая уж и старая, — довольно резко отвечаю я. — Мне она старой не кажется.
— А-а-а… Ну да, ну да.
— Знаете, я хотела бы положить ее любимую вещь… в гроб. Это возможно? С ней ничего не случится?
— А-а-а… Конечно, не случится.
— Только никому не говорите, — с горячностью прошу я. — Если кто-нибудь появится, пожалуйста, дайте мне знать.
— А-а-а… — Он внимательно изучает свои туфли. — Так и сделаю.
— Вот и славно. Спасибо. Тогда я… пойду.
Я закрываю за собой дверь и замираю.
Я понимаю, что должна это сделать, но ноги отказываются повиноваться. Несколько глубоких вдохов — и я решительно иду к светлому деревянному гробу.
Это и есть Сэди. Настоящая Сэди. Моя стопятилетняя двоюродная бабушка, которую я так и не узнала при жизни.
— Вот и встретились, — бормочу я. Потом бережно и нежно оборачиваю ожерелье вокруг морщинистой шеи.
Она такая крошечная, такая беззащитная. Сколько раз я пыталась к ней прикоснуться, взять ее за руку или обнять… И вот теперь она передо мной. Ее тело. Я осторожно поправляю седые волосы, разглаживаю складки на платье.
Наверное, полагается сказать что-то прочувствованное, но в голове ни единой мысли.
Надо уходить.
На подрагивающих ногах добредаю до двери, поворачиваю ручку и вываливаюсь в коридор.
— Попрощались? — спрашивает похоронный агент.
— Да-да. Все хорошо. Спасибо вам. Я на вас рассчитываю. А сейчас, простите, очень спешу. Важные дела.
Чуть ли не бегом устремляюсь к выходу и вылетаю на улицу. Дверь хлопает у меня за спиной, а я, хватая ртом воздух, смотрю на другую сторону улицы.
Скамья пуста.
Мне становится все ясно. Да кому не стало бы.
И все равно кидаюсь через дорогу, в отчаянии озираюсь и надрываюсь, пока хватает голоса:
— Сэди! СЭДИ!
Я рыдаю, отказываюсь от помощи добросердечных прохожих, какое-то время ношусь вокруг скамейки, затем падаю на нее без сил. Я надеюсь на чудо. Я жду.
Вскоре начинает темнеть, я дрожу то ли от холода, то ли от напряжения. И наконец сдаюсь. Сердце не врет.
Она не вернется. Наши дороги разошлись.
Глава двадцать седьмая
— Дамы и господа!
Микрофон дает петуха, я замолкаю и смущенно откашливаюсь. Никогда прежде мне не доводилось сталкиваться с такой мощной звуковой системой, и хотя я предварительно потренировалась, произнося: «Привет, стадион Уэмбли, раз-два, раз-два», все равно выходит не слишком хорошо.
— Дамы и господа! — снова начинаю я. — Благодарю вас за то, что почтили нас своим присутствием в этот печальный, торжественный и радостный день… — На меня с ожиданием смотрят десятки глаз. Пожалуй, даже сотни. Все пределы церкви Святого Ботольфа забиты. — Чтобы выразить признательность необыкновенной, тронувшей наше сердце женщине.
Огромная репродукция портрета Сэди занимает почетное место. Она украшена самыми роскошными и потрясающими цветочными композициями, которые я когда-нибудь видела, — лилии, орхидеи, вьющийся плющ и желтые розы с зеленом мхом, изображающие ожерелье.
Знаменитые лондонские флористы, «Хоукс и Кокс», славно поработали. Они узнали о мемориальной службе, связались со мной и предложили свои услуги абсолютно бесплатно, ведь они — огромные фанаты Сэди и всегда рады продемонстрировать свое к ней почтение. (Циники бы сказали, что все это они сделали ради рекламы.)
Поначалу не предполагалось такое скопление народа. Просто мемориальная служба для близких в память о Сэди. Но Малькольм из Лондонской портретной галереи прослышал об этом, по его предложению мы выложили информацию на сайте музея, и все поклонники изобразительного искусства получили возможность выразить уважение к столь знаменитой персоне. Отбоя от желающих не было, так что пришлось проводить жеребьевку. Ее результаты объявляли по телевизору в «Вечерних новостях», и теперь все счастливчики здесь. Когда я увидела эту прорву народа, чуть не лишилась чувств.
140 
