103 
Теперь, стоя в дверях его комнаты, я видела, что шторы на окнах раздвинуты. Питер говорил мне, что терпеть не может спать с наглухо зашторенными окнами. И эти окна, открытые свету, каким-то необъяснимым образом связывались в моем сознании с образом самого Питера — открытого, свободного, непричастного ко тьме и к тому, что ждало меня впереди.
Я замерла, вдыхая запахи Питера, — аромат табака, лавандового мыла, его горьковатого лосьона. Запахи эти напомнили мне о том, как он обнимал меня, как ощущала я на своих губах его губы, как волновали меня его поцелуи, одновременно вселяя смирение вопреки моей собственной воле.
И тут я поняла! В ослепительной вспышке, столь же яркой и опаляющей, как вспышка молнии. Я люблю Питера! Конечно же я люблю его! Я влюбилась в него чуть ли ни с первого взгляда — почти тогда же, когда и он полюбил меня. Вот почему горе и печаль о гибели дяди Эдварда так скоро оставили меня; вот почему, когда Тим вновь появился в моей жизни, я словно впервые увидела в нем его ребячливость и безответственность; вот почему я возненавидела Вили, вот почему я так несчастна теперь, когда Питер гневается на меня.
Дура! Какая же я был дура, потому что не сумела понять этого раньше, оттолкнула Питера, не сумела распознать свою любовь, а когда осознала, это было уже поздно. Да, слишком поздно; мне не оставалось ничего другого, как признать это.
Я ходила по комнате, прикасаясь к вещам Питера — к подушке, на которую он опускал свою голову, к книгам, лежавшим на тумбочке возле кровати, украшениям, стоявшим на каминной полке. В комнате было темно, и я не могла рассмотреть их как следует, но само прикосновение к этим предметам приносило мне странное утешение.
«O Питер! — безмолвно взывала я. — Ну почему я была такой слепой!»
— Но что мне сказать Питеру? Как сделать так, чтобы он поверил, что я изменилась, что я люблю его.
И тут вдруг завыли сирены, предупреждавшие о воздушном налете. В их протяжном, то усиливающемся, то опадавшем стоне я слышала голос плакальщицы-банши, вмещавший в себя все мои несчастья и горести. Я внимала этому вою, чуть ли ни сливаясь с ним.
Где-то вдалеке прогремел взрыв бомбы, затрещали зенитки.
Приблизившись к окну, я выглянула наружу. Я знала, что нарушаю все правила, но это не остановило меня. Я хотела видеть происходящее, отвлечься мыслями от своих бед. И тут до меня донесся шум. Негромкий, но тем не менее заставивший меня вглядеться в полумрак за окном, чтобы понять, что там происходит. Я видела двор, солнечные часы, клумбы с тюльпанами, причудливо мощенную дорожку, ведущую к калитке, через которую можно было выйти на улицу. Насколько мне было известно, ее всегда держали закрытой.
В саду, как и всегда, было тихо и пусто, однако я вновь услышала негромкий звук и поняла, что доносится он из соседнего сада. Там, в кустах, что-то шевелилось, шуршали сухие листья. Сперва я подумала, что это, скорее всего, кошка, а потом вспомнила, что в соседнем доме никто не живет. Тогда я решила, что это грабитель, и вспомнила, как Питер говорил, что многие люди уехали из Лондона, оставив в домах ценные вещи, не озаботившись об их охране. Шелест вновь повторился, и сердце мое заколотилось, когда я увидела, что через стену, разделявшую оба дома, перелезает какой-то мужчина. Я неподвижно стояла и смотрела, как он преодолел стену, как спрыгнул вниз, во двор, и только в этот момент я осознала опасность.
Должно быть, именно так убийца дяди Эдварда подбирался к своей жертве, когда дядя работал в своем кабинете. Но теперь внизу, в выходящей окнами во двор комнате находились Питер и министр иностранных дел.
Но думала я только о Питере… Это Питер находился в опасности.
И я закричала. Закричала громко, изо всех сил, успев, однако, сообразить, что Питер может подумать, что кричат в саду, и подойдет к окну, возможно, навстречу собственной смерти.
Я бросилась вон из комнаты, продолжая кричать. Задела на ходу кресло, и оно со стуком упало на пол. Я выскочила на площадку лестницы, повторяя имя Питера.
Тут я вспомнила о детективах, дежуривших возле дома. Крик мой должен был встревожить находящегося позади дома, но услышит ли его тот, кто был у главного входа?
Но в голове билось только одно: Питер, не подходи к окну!
Я бросилась вниз, призывая его. A когда уже была внизу, услышала оглушительный грохот страшного взрыва, содрогнулся сам дом.
На мгновение меня парализовал ужас, мне даже показалось, что я сама ранена.
103 
