Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
86 
Я пробыла в одиночестве около получаса, когда в дверь мою постучали. Я не стала отвечать, но стук повторился, и я услышала голос Питера:
— Впусти меня, Мела.
— Уходи, — сказала я. — Я устала и хочу спать.
После недолгой паузы он спросил:
— Ну, можно хотя бы войти и пожелать тебе спокойной ночи?
— Нет! Я хочу побыть одна.
Я услышала, как он вздохнул и направился прочь. Но когда он ушел, я ощутила себя ужасно одинокой, я жалела себя и злилась на Питера за то, что он повиновался мне. Мне уже хотелось, чтобы он не послушал меня и ворвался в комнату.
Мне хотелось, чтобы меня утешили, и тем не менее я топорщила шерстку, готова была огрызнуться, цапнуть любого, кто проявит ко мне доброту. Мне представлялись жуткие кары, которые я готова была обрушить на Вили; я даже представляла ее шпионкой, ответственной за смерть дяди Эдварда.
Я ненавидела ее так, что была готова на все, а потом мне стало стыдно.
По природе я очень вспыльчива, но и отходчива в той же мере. Встав с постели, я посмотрела на себя в зеркало. Лицо мое было мокрым от слез, волосы растрепаны, платье помялось. Я сняла его, влезла в домашнее платье, которое было на мне во время венчания, а потом поработала над лицом, чуть припудрила нос, причесалась и спустилась вниз.
В гостиной было темно, и я решила, что Питер должен быть в кабинете. Стараясь не шуметь, я открыла дверь, намереваясь сделать ему сюрприз, однако и в кабинете было темно, только угли рдели в камине. Войдя, я включила верхний свет и позвонила в колокольчик. Когда появился Бейтс, я спросила его:
— Мистер Флактон вышел из дома?
— Да, мэм, всего лишь несколько минут назад.
— А вам неизвестно, куда он направился?
— Не имею ни малейшего представления, мэм.
Меня сразу оставил прежний пыл, и я расстроилась. Пришел конец и моему гневу, и надеждам на примирение.
«Питер скоро вернется», — сказала я себе, взяла с полки какую-то книгу и устроилась возле огня в большом кожаном кресле.
Волнения утомляют, спустя некоторое время, я начала клевать носом, а потом погрузилась в сон, от которого пробудилась, увидев перед собой Питера.
— Привет, — проговорила я сонным голосом.
— Ты уснула, Мела.
— Я спустилась, чтобы извиниться, а ты, как оказалось, вышел.
Я еще не совсем пришла в себя, но сумела заметить, что на лице Питера появилось радостное выражение, а в глазах вспыхнул огонек.
— Милая моя, — пробормотал он.
Опустившись возле меня на колени, он прижал мою голову к своей груди.
— Я вела себя непростительно, и мне стыдно, — прошептала я.
Он поцеловал меня, и я сразу ощутила уют, безопасность и покой. Что может вообще иметь значение, пока Питер находится рядом со мной, чтобы беречь меня… заботиться обо мне, чтобы любить меня, что бы ни происходило?
— Я люблю тебя, Мела, — повторял он, целуя мой лоб, мои волосы, мои губы…
Глава двадцатая
Телефон возле моей кровати зазвонил прежде, чем я по-настоящему проснулась. Служанка окликнула меня, и лившийся из окна солнечный свет ослепил мои глаза, едва я открыла их. Я взяла трубку.
Звонил Тим:
— Доброе утро, Мела, дорогая моя, ты одна?
— Да. Твой звонок меня разбудил.
— Боже мой! — воскликнул он. — А я уже не первый час на ногах. Ленишься, я вижу, ты совсем здесь обленилась. А помнишь те дни, когда мы успевали искупаться до завтрака?
— Надеюсь, ты не собираешься предложить мне окунуться в воды Серпентинки[12]? — спросила я.
— Нет, у меня есть план получше, слушай! — проговорил он бодрым голосом. Прикрыв глаза, я вспомнила веселые предвоенные дни, когда Тим по утрам будил меня своим звонком и начинал:
— А давай-ка, Мела… — и предлагал план развлечений на предстоящий день.
— Мне предоставили автомобиль, — говорил он. — Парень из министерства посоветовал мне поездить по сельской Англии. Он назвал мне веселые местечки, которые можно посетить. Я приеду за тобой примерно через час.
— Не говори глупостей! — ответила я. — Не могу же я так вот сразу сорваться с места.
— Почему, собственно, нет? — вопросил Тим. — Конечно, если твой муж не настолько занят, как ему следует быть… Сегодня в газетах достаточно скверных новостей, от которых у любого политика голова может лопнуть.
— Но что я скажу ему?
— Скажи ему правду. Боже милостивый, он же не какой-нибудь турок?! Надеюсь, что в Англии уже слышали об эмансипации.
86 
