— Выгорела вся комната экономки и спальни над нею. Но большинство мебели и все картины удалось вовремя вынести. Немного пострадал коридор, а так больших потерь нет. И все благодаря Марсии.
В голосе Джеральда было неподдельное восхищение.
Малколм был уверен, что у Джеральда сияют глаза, от восторга он повторялся, не замечая этого.
— Она всех заставила работать, — продолжал Джеральд. — Одни заливали огонь водой, другие гасили из огнетушителей. Черт побери, мы всем обязаны только ей!
К Джеральду охотно присоединились сторожа, хотя в тушении пожара они не участвовали.
Итак, нелегкая задача спасения его дома и сокровищ Грейлингов легла на плечи Марсии, которая не принадлежала к роду Грейлингов. Как жена владельца поместья и хозяйка его дома она, по сути, была здесь чужой.
Марсия медленно и устало шла к ним по лужайке в мокром, испачканном голубом халатике. Следы копоти и сажи были особенно видны на нежной коже ее бледного лица.
Марсия улыбнулась, когда взяла руку мужа, протянутую ей навстречу.
— Спасибо, — сказал Малколм тихо, почти шепотом. — Спасибо, Марсия.
Больше он ничего не смог сказать.
Что-то произошло с ним, он почувствовал, как покидают его последние жалкие остатки самоконтроля. По его лицу текли слезы, имя Марсии и слова благодарности беспорядочно вперемежку слетали с его губ.
— Спасибо... спасибо! Я благодарю тебя, Марсия... Пожалуйста, не оставляй меня... Ты мне нужна... Я не могу жить без тебя! Останься... пожалуйста, останься... со мной!
Он даже не заметил, как все это произошло, но ее руки обнимали его. Марсия прижимала его к своей груди и так же сбивчиво повторяла:
— Все хорошо... милый... все хорошо...
Лакей и Джеральд снова перенесли его в спальню. Усадив поудобнее в кровать, они оставили его одного.
Малколм сидел, обложенный подушками, в темной комнате, не зажигая света, и ждал, немного волнуясь, немного страшась.
Но вот, после казавшегося ему бесконечным ожидания, пришла Марсия в чистом белом халатике с распущенными по плечам волосами.
Глаза ее на бледном лице казались огромными. Малколм с каким-то новым для него чувством волнения понял, что она смущена и робеет.
Она стояла в дверях, и Малколму казалось, что она дрожит. Он невольно протянул к ней руки, и в этом жесте было желание ободрить и успокоить ее.
С коротким прерывистым вздохом она бросилась к нему.
Марсия хотела опуститься на колени у его постели, но руки Малколма не позволили ей сделать это. Она оказалась в его объятиях.
Какой мягкой и теплой показалась она ему! От нее пахло розами.
— Ты действительно хочешь... этого? — пробормотала она, уткнувшись лицом в его плечо. — Малколм, милый, ты... и вправду любишь меня?.. Ты хочешь, чтобы мы... были вместе?
— Мне так много надо тебе сказать, — с нежностью промолвил он.
Со вздохом, похожим на всхлип, Марсия застыла в его руках.
— Ты... передумал?
— Нет, я не передумал, — тихо ответил он. — Я только понял, каким жестоким я был, и я хочу покаяться перед тобой. Ты простишь меня?
Наступила пауза, полная удивления, а затем Марсия едва слышно прошептала:
— Тебе не за что... просить прощения.
— Ты согласна все начать сначала? — спросил Малколм с надеждой. — Я хочу загладить свою вину за все, что ты вытерпела. Я хочу любить тебя, но мне нужна твоя помощь, Марсия.
Это была мольба о прощении, и он почувствовал, как рука Марсии обвила его шею.
— Все, что я могу сделать... это любить тебя... — прошептала она так тихо, что он едва расслышал.
— Ты говоришь правду? — переспросил Малколм. — Это правда? Ты говоришь это после того, как я намеренно отталкивал тебя, пытался ненавидеть тебя и всех?..
— Все это... прошло, забылось.
— Это правда? Ты можешь все забыть, и мы все начнем сначала?
— Ты знаешь, что мы можем... это сделать, если... если... попытаемся... вместе...
— Марсия, моя дорогая Марсия, помоги мне сделать это...
Он чувствовал, как она дрожит, и, взяв за подбородок, осторожно поднял ее лицо.
Он вглядывался в прелестные черты до тех пор, пока не увидел в ее глазах тот свет, которого в них никогда не было раньше.
Малколм наклонился и поцеловал ее.
Его охватило чувство радостного удивления от того, что ее губы были такими нежными, податливыми и невинными.
Он испытал волнение, которого доселе не знал, — оно было подобно экстазу. Все в нем трепетало, волна радости пробежала по его телу, и, казалось, новая молодая душа, вселившись в него, все в нем изменила.