13 
— Мне нужно пойти приготовить что-нибудь на обед, — сказала она, — иначе все мы останемся голодными.
— Я уже хочу есть! — плаксиво прогундосила девчушка из дальней кроватки.
— Я тоже! И я!
Теперь они кричали все вместе, и Тара поспешила вон из комнаты, чтобы ее не успели задержать цепкие маленькие ручонки.
Из комнаты на первом этаже, где играли уже подросшие дети, доносился оглушительный шум. Опять эти двое забияк подрались, подумала Тара. Двое больших мальчишек постоянно мутузили друг друга, и Тара мало что могла сказать или сделать, чтобы хоть как-то помешать им. В любом случае, сегодня у нее просто не было на это времени.
Она постучала в дверь гостиной и, не дождавшись ответа, вошла. Как и предполагал мистер Фолкерк, миссис Бэрроуфилд крепко спала в кресле. Голова ее сникла на грудь, она даже похрапывала. В комнате было жарко и душно, поскольку огонь, по настоянию миссис Бэрроуфилд, разжигали в любую, даже самую теплую погоду. Тара знала, что для нее это было своего рода символом — тем удобством, которое принадлежало лишь ей, и от которого она не желала отказываться.
Тара тихонько приоткрыла окно, стараясь не разбудить настоятельницу. Но тут взгляд ее упал на пустую бутылку портвейна, и она поняла, что может двигаться и шуметь совершенно без страха потревожить миссис Бэрроуфилд. Похрапывающая и раскрасневшаяся, та выглядела в эти минуты на редкость непривлекательно. Впрочем, Таре некогда было сейчас отвлекаться. Взяв со стола бутылку, она убрала ее в шкаф, после чего занялась грязными стаканами.
И в этот момент она заметила на столе шкатулку. Чутье подсказало ей, что мужчина, собиравшийся увезти ее в Шотландию, забрал медальон ее матери. Это была единственная вещь, которую она могла считать своей. То единственное, что выделяло ее среди остальных тридцати девяти сирот, у которых не было ни дома, ни родителей и которые отличались друг от друга разве что цветом глаз и волос.
«Надеюсь, он не потеряет его», — с тревогой подумала Тара. Она убрала шкатулку в ящик, подхватила пустые стаканы и вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собою дверь.
На кухне крутилась одна из двух старух, что работали в приюте за мизерную плату. Она была совсем без зубов, да еще и ослепшей на один глаз, что не мешало ей, впрочем, именовать себя поварихой.
От супа, варившегося на огне в большом котле, исходил сомнительный запах. На вкус он, должно быть, еще хуже, невольно подумалось Таре. Но лучше уж такая еда, чем вовсе ничего. А суп, который дети ели в обед, был их единственной полноценной трапезой. Сегодня, к счастью, к нему полагался хлеб. И то его доставили в приют только потому, что миссис Бэрроуфилд, по настоянию Тары, заплатила булочнику за прошлую неделю и дала ему немного денег вперед.
Одной Таре было известно, какая часть суммы, полагавшейся на пропитание сиротам, уходила на спиртное, с помощью которого миссис Бэрроуфилд поддерживала себя в добром расположении духа.
Нельзя сказать, чтобы Тара слишком переживала из-за этого — разве что в тех случаях, когда детишкам становилось плохо без еды, или от голода они не могли спать по ночам. Тут она принималась яростно отстаивать перед миссис Бэрроуфилд их права. А поскольку та была слишком ленива, чтобы подолгу спорить, в итоге она неизбежно сдавалась и вручала помощнице часть суммы, которую намеревалась потратить на свои нужды.
Сейчас Тара порезала буханки на равные кусочки, прекрасно зная, что, если она не проследит за раздачей, мальчишки постарше отнимут у маленьких их долю. И вдобавок будут подлизываться к девочкам в расчете на то, что те поделятся с ними своей порцией. Если бы не Тара, приют давно бы оказался под властью самых сильных и задиристых из ребят.
Она никогда их не наказывала, в отличие от той же миссис Бэрроуфилд, которая спорадически устраивала им порки. Тара держала их в руках исключительно благодаря силе характера. Все потому, что ей не оставалось ничего иного, кроме как преисполниться морального превосходства там, где о физическом не могло быть и речи.
Нарезая хлеб, она заметила уголком глаза, как старуха-помощница торопливо спрятала что-то у себя под полой халата. Это повторялось уже не раз. Тара решительно подошла к ней со спины и выхватила кусок мяса, который та пыталась укрыть в лохмотьях.
Мясо было из тех, что подешевле — но это все, что они могли себе позволить. Ему предстояло стать основой супа, который так называемая повариха помешивала в большом котле. Старуха в ярости вскрикнула, но Тара ее проигнорировала. Положив мясо на стол, она принялась резать его на маленькие кусочки. Она кромсала и кромсала, пока мясо не превратилось в горку фарша.
13 
