Он выбрался из ада тоннелей в чистилище лодки, где ему довелось осознать, что главное в жизни вовсе не власть, не деньги и не сила, а нечто совсем другое.
Элинор… Он помнил, как мысли о ней поддерживали его в подземелье. Когда же он пришел в себя после беспамятства, то сразу вспомнил о ней.
Элинор и ребенок, которого она носила, — вот что теперь главное в его жизни.
Он положил ладонь на живот жены. Но она не шевельнулась — по-прежнему мирно спала.
Харт улыбнулся и через несколько секунд тоже погрузился в глубокий сон.
Возвращение Харта Маккензи было встречено с тревогой в одних кругах и с облегчением — в других. Англия прочитала о спасении герцога в утренних газетах и, покачав головой, изрекла: «Эта семья непоколебима».
Рив получил свои деньги, причем гораздо больше, чем рассчитывал. Получил столько, что даже решил увезти семью на южное побережье Англии и поселиться в небольшом домике.
Харт встретился со своими близкими в Килморгане. Радости не было пределов, но и упрекам — тоже. Особенно старались дамы. Харт едва спасся от них, найдя спасение на рыбалке вместе с Йеном.
Вскоре в Килморган прибыл Дэвид Флеминг, чтобы передать бразды правления Харту. Он заявил, что их партия не имела права проигрывать. И сказал, что только Харт смог бы держать страну в кулаке.
— Все в твоих руках, старина, — подытожил Дэвид, развалившись в кресле с сигарой в одной руке и с фляжкой — в другой. — Я не против отойти в сторону. Даже предпочел бы. Что собираешься делать?
Герцог обвел взглядом своих предков, чьи портреты рядами висели на стенах огромного кабинета. Тут были все — начиная со старого Малькольма Маккензи с его усмешкой, вселявшей ужас в англичан, и заканчивая его отцом, пронзавшим сердитым взглядом каждого, кто переступал порог этой комнаты.
Харт посмотрел в его глаза, горевшие злобным огнем, что прекрасно удалось передать художнику. Эти глаза принадлежали человеку, замышлявшему убийство собственного сына.
Только на сей раз, глядя на портрет, Харт видел, что эти глаза — всего лишь краска. Старый герцог давно умер.
Прикрыв глаза, Харт мысленно обратился к портрету: «Я победил тебя, и теперь мне уже не нужно ничего тебе доказывать, мерзавец».
Открыв глаза, Харт произнес:
— Нет.
Дэвид замер с флягой у рта.
— Что ты сказал?
— Я сказал «нет». Я ухожу. Ты сам доведешь партию до победы.
Дэвид побледнел.
— Но ты нужен мне. Ты нужен нам.
— Нет, не нужен. Ты сумел удержать коалицию, когда все думали, что я мертв. У тебя бы не получилось, если бы ты не мог обойтись без меня. С нетерпением жду того времени, когда мы с тобой вместе будем проводить вечера, попивая виски, и ты будешь рассказывать мне о своем премьерстве. Я буду поддерживать партию и при необходимости давать советы. Но я больше не хочу занимать пост премьер-министра.
Дэвид смотрел на друга, вытаращив глаза.
— Ты шутишь?..
Харт откинулся на спинку стула и полной грудью вдохнул прохладный шотландский воздух, вливавшийся в открытые окна.
— Внизу, у подножия холма, хороший клев в речушке. Да и с производством «виски Маккензи» надо помочь. Йен хорошо с этим справляется, но у него не лежит душа к производству солодового виски, и я намерен освободить его — пусть развлекается бухгалтерией. Не хочу больше навязывать людям свою волю. Хочу заняться собственной жизнью. Я совсем не уделял этому внимания.
— Понятно. Значит, собираешься стать настоящим шотландским землевладельцем и обходить свои угодья в сапогах и с посохом. Но я-то знаю тебя, Маккензи. Тебе это скоро наскучит.
— Сомневаюсь. У моей жены растет живот. У нас будет ребенок, и я не намерен покидать его.
— У Элинор растет живот?.. — изумился Дэвид. — Боже правый! Да она с ума сошла.
— Уверен, что нет.
Харт спокойно взирал на стены комнаты, когда-то пугавшие его. Страх прошел. Возможно, он и впрямь разрешит Элинор снять все эти проклятые портреты и сменить интерьеры.
Дэвид рассмеялся и сокрушенно покачал головой:
— Что ж, как знаешь. Вместе мы бы многого смогли добиться, Маккензи. Передай Элинор мои поздравления…
— Непременно передам. А теперь убирайся. Хочу побыть с женой наедине.
Дэвид хмыкнул. Глотнув из фляги, он сунул ее в карман.
— Я тебя не виню, старина Харт. Нисколько не виню.
Дэвид пожал на прощание другу руку, похлопал его по плечу и отбыл.