16 
— Мне очень нужно попросить тебя об одном одолжении, Йен.
Тот продолжал писать цифры, и его перо быстро скользило по бумаге.
— Бет здесь нет, — буркнул он.
— Я знаю. Но она в любом случае не смогла бы мне помочь. Мне нужна именно твоя помощь.
Йен наконец-то поднял голову.
— Я пишу Бет письмо, потому что ее здесь нет, — проговорил он с таким видом, как будто объяснял что-то маленькому ребенку. — Я сообщаю ей, что благополучно прибыл и что мой брат по-прежнему осел.
Элинор подавила улыбку, вызванную последними словами Йена. Кивнув на бумагу, сказала:
— Но ведь это цифры.
— Да, я знаю. — Йен обмакнул перо в чернила и, наклонив голову, снова принялся писать.
Элинор терпеливо ждала, когда он закончит, но Йен все писал и писал.
Тут Карри кашлянул и произнес:
— Прошу прощения, ваша милость. Когда он такой, вы ничего от него не добьетесь.
Йен продолжал строчить без остановки.
— Заткнись, Карри, — буркнул он.
— Ничего, кроме этого, — с усмешкой пояснил слуга.
Элинор придвинула к себе одну из исписанных страниц. Йен выписывал цифры ровным, аккуратным почерком, и все «двойки», «пятерки» и «шестерки» выходили у него абсолютно одинаковыми.
— Как Бет узнает, что означают эти числа? — спросила Элинор.
— Не перепутай страницы, — предупредил Йен, не глядя на нее. — У нее есть ключ для расшифровки.
Элинор вернула листок на место.
— Но зачем писать ей в зашифрованном виде? Наверняка никто, кроме нее, не будет читать эти письма.
Йен на мгновение поднял голову, едва заметно улыбнулся и пояснил:
— Бет это нравится.
Он снова склонился над цифрами, а Элинор подумала: «Какая у него славная улыбка». И было очевидно, что он очень любил Бет, — потому и стремился побыстрее закончить письмо и отправить его, чтобы любимая получила удовольствие, расшифровывая послание. А это послание, наверное, просто чепуха, которую никто другой не поймет…
Элинор вспомнила день своей первой встречи с Йеной — тогда Харт привез ее в психиатрическую лечебницу, чтобы вместе с ней навестить брата. Она увидела там испуганного одинокого мальчика со слишком большими для его тела руками и ногами. Йен тогда злился и выходил из себя из-за того, что не мог заставить всех окружающих понять его. И удивился, когда его брат поговорил с ней и даже позволил ей погладить его по плечам, что было неслыханно. Йен терпеть не мог, когда к нему прикасались.
Но тот робкий паренек не имел ничего общего со спокойным и уверенным в себе мужчиной, сидящим сейчас за столом и сочиняющим письмо для удовольствия своей жены. Этот Йен мог посмотреть Элинор прямо в глаза, мог поделиться с ней секретом и даже улыбнуться. Такая перемена в нем и прямо-таки бьющий из него фонтан счастья — все это согревало ее сердце.
И еще на память ей пришло, как и они с Хартом когда-то придумали для себя секретный код. Не столь замысловатый, конечно, как у Йена, но весьма действенный способ общения, с помощью которого Харт мог известить ее, что слишком занят и не сможет увидеться с ней. В каком бы городе они ни находились, он оставлял ей оранжерейный цветок — обычно розу — в углу парка или сада, где обычные прохожие не могли его заметить. В Лондоне это происходило в Гайд-парке, на пересечении условленных тропинок; или же в садике посреди Гросвенор-сквер, под ближайшим к центру деревом. В самом начале своего ухаживания Харт вручил ей ключ от нужного садика. А в Эдинбурге он оставлял цветы на месте их встреч в Холируд-парке.
Харт мог, конечно, прислать записку, когда был вынужден пропустить свидание, но он говорил, что ему хочется оставлять ей сообщения именно таким способом. Элинор, безусловно, понимала, что он отправлял какого-нибудь посыльного мальчика, чтобы тот оставил розу, — но ей все равно было приятно. Она подбирала цветок и относила домой, чтобы сохранить до следующей встречи с Хартом.
«Чародей, — думала она о нем. — Знает, как умерить мой гнев, когда не приходит». Получалось, что цветок согревал ее сердце лучше любой записки с извинениями, и он, конечно же, это знал.
Даже сейчас в свои редкие приезды в Эдинбург или Лондон Элинор бросала взгляд на заветные места в Гайд-парке или Холируде. И боль, которую она испытывала, не увидев цветка, не переставала ее удивлять.
Она посидела немного молча, чтобы образовавшийся в горле ком рассосался. А Йен тем временем продолжал строчить свое письмо.
16 
