Особенно,... 
125 
Алан долго смотрел в большие печальные глаза Конни, не подозревая, что перед ним его собственный сын.
— Мне пора идти, — наконец сказал он.
Хейзел поднялась.
— Я тоже пойду. Думаю, не будет большой беды, если я закрою ребятишек в этой комнате?
— Чтобы они не убежали?
— Чтобы с ними ничего не случилось.
Алан покачал головой.
— Ты зря взяла на себя заботу о них.
Хейзел велела Конни и Розмари никуда не выходить, сказав, что непременно вернется. Она напряженно трудилась до вечера, поскольку давно знала, что работа — лучшее лекарство от сомнений и тревоги. Она раздавала одежду, воду, еду и лекарства брошенным хозяевами неграм, оказывала первую помощь раненым.
Хейзел вернулась обратно в сумерках, смертельно уставшая, и ее тронуло, как сильно дети обрадовались ее приходу. Она накормила их ужином и выпустила погулять в сад.
Вечерняя тишина вызывала мысли о спокойствии и мире, но запах дыма и гари не давал обмануться. С виду уцелевший особняк казался оазисом среди окружающих развалин, позабытым войной уголком, однако внутренность дома и сада являла другую картину. Мебель была поцарапана, ее обшивка вспорота ножами в поисках спрятанных драгоценностей, ковры испачканы сапогами, клумбы возле крыльца вытоптаны, ветки сирени, свисавшие над оградой, обломаны.
Хейзел не могла вспомнить, в скольких временных домах ей пришлось ночевать, наслаждаясь объятиями Алана, которые тоже были временными.
Она быстро умылась, переоделась и причесалась, не глядя заколов волосы отработанным за много лет жестом. Потом позвала детей и сказала, что им пора ложиться спать и что завтра они поедут на поезде в красивый город на берегу океана.
Уложив Конни и Розмари, Хейзел немного посидела возле них, к чему-то прислушиваясь. Издалека доносился неприятный настойчивый грохот, тогда как мирные звуки казались робкими и случайными. Теплый воздух отдавал сыростью, предвещавшей дожди. Внезапно Хейзел почудилось, будто она слишком долго спала и случайно проспала нечто очень важное, что она много лет растрачивала себя не на то, что нужно.
— Мне дают отпуск. По случаю нашей победы, — сказала она, оставшись наедине с Аланом. — Завтра я поеду в Новый Орлеан вместе с детьми. Я уже взяла пропуск. — И, поскольку Алан молчал, добавила с некоторым вызовом: — После войны, если мне доведется выжить, я вернусь в приют и заберу этого мальчика.
— Зачем?
— Он будет напоминать мне о том, на что ты когда-нибудь будешь смотреть как на маленький эпизод своей жизни.
Алан молчал, предчувствуя, что она вот-вот перейдет в открытое наступление.
Взгляд Хейзел пылал. Она больше не напоминала пленницу, отдающуюся на милость победителя, она была воительницей, а еще — судьей. Казалось, ее взгляд проникал за пределы радужной оболочки собеседника, она смотрела не в глаза, а в глубину души.
— Я сильно жалею, что не родила от тебя ребенка, Алан.
— Ты сама знаешь: сейчас не то время, когда стоит рожать детей.
Губы Хейзел растянулись в усмешке.
— После падения Юга ты надеешься вернуться к своей белой возлюбленной? Думаешь, что женишься на ней, она нарожает тебе детей, и вы заживете счастливой разноцветной семьей! Однако очень скоро будут приняты такие законы, что тебе придется обходить белых леди за целую милю!
Хейзел осеклась, ибо взгляд Алана был слишком суров и тяжел.
— Я ни на что не надеюсь. Я повидал слишком много жестокости и ужасов войны, чтобы верить в то, что можно построить удачную жизнь в том мире, который наступит после.
Она пожала плечами.
— По-моему, ты добился своей цели: отомстил обидчикам, и теперь можешь явиться к своей Айрин на правах победителя.
— Дело в том, что я всегда мечтал не о том, чтоб унизить белых южан, а о том, чтобы они наконец стали считать нас за людей.
— Равенство? Забудь. Этого никогда не будет.
На следующий день Хейзел сняла военную одежду и надела обычное платье и шляпку. Она уехала до того, как президент Линкольн посетил еще дымящийся, гудящий от волнения Ричмонд. Она не видела, с каким благоговением его приветствовали освобожденные негры, и не желала видеть.
Хейзел больше не хотела и не могла радоваться победам армии, в которой служила, ибо, как это ни было странно, конец войны означал для нее разлуку с Аланом, грядущее одиночество, крушение надежд.
Часть третья
Глава 1
Хотя Конфедерация подписала капитуляцию через несколько дней после взятия Ричмонда, ликвидация последствий войны грозила затянуться на долгие годы.
125 
