Шелби достала телефон.
– Вот его фото, которое переслал мне Форрест. Ты тоже будь осторожна, если его увидишь. Форрест говорит, не исключено, что он перекрасил волосы и вообще выглядит теперь несколько иначе. Рост шесть футов три дюйма, вес при аресте двадцать два фунта. Это вряд ли кардинально изменилось.
– Буду начеку. Это полицейское фото, да?
– Думаю, да.
Эмма-Кейт еще раз взглянула на снимок и покачала головой.
– Казалось бы, на таком снимке человек должен выглядеть опасным, угрюмым или коварным. А он кажется даже приветливым. Обычный парень, который в старших классах играл в футбол, а теперь изучает социологию и параллельно тренирует университетскую команду.
– Думаю, обаятельная внешность как раз главное качество мошенника и вора.
– Наверное, так и есть. И полиция считает, убийца он?
– А кто же еще? – Этот вопрос – кто же еще? – Шелби задавала себе уже раз десять, если не больше. И другого ответа не находила.
– Кажется, полиция опрашивает всех, кто был там вчера вечером. Да и в городе тоже. Форрест говорит, они пытаются связаться с детективом, который со мной общался, но пока не могут его отыскать.
– Так выходные же!
– Наверное, из-за этого. Она – эта Мелинда Уоррен – не врала насчет своего брака.
– С Ричардом? – Теперь Эмма-Кейт положила ладонь подруге на предплечье.
– Судя по всему. Там еще надо изучить кое-какие документы и факты, чтобы убедиться, что мужчина, который был ее мужем, и тот, кого считала своим мужем я, это один и тот же человек. Но, черт, Эмма-Кейт, это никакое не «судя по всему», это так оно и есть!
– Шелби, если ты из-за этого переживаешь, я тебе сочувствую.
Этот вопрос Шелби тоже задавала себе много раз. Переживает ли она? Огорчена ли? Возмущена?
Ответ был: всего понемногу, но главное – это чувство облегчения.
– Меня это радует. – Чувствуя поддержку, она положила ладонь поверх руки подруги. – Как ни ужасно это звучит, меня это радует.
– Не вижу тут ничего ужасного. Это вполне разумно и даже мудро. – Эмма-Кейт перевернула руку ладонью вверх и сплела пальцы с пальцами Шелби. – Меня это тоже радует.
– Он считал меня дурочкой, но на самом деле я просто была бесконфликтной.
Шелби подержала руку подруги в своей руке, потом выпустила и еще раз прошлась по маленькой, но светлой и яркой квартирке.
– Сейчас, оглядываясь назад, я на себя злюсь. Ты знаешь, я такие слова употребляю редко, но сейчас другого просто не подберу: твою-то мать, как это все унизительно!
– Еще бы.
– Тогда мне казалось, я поступаю правильно, это единственный способ сохранить семью. Но мы не были семьей. Вкусив по полной, я было решила, что теперь все это можно забыть. Оказалось – нельзя. Во всяком случае, пока не разыщут этого Харлоу. Не знаю, удастся ли найти драгоценности и марки, похищенные у той дамы. Ума не приложу, что Ричард мог с ними сделать.
– Шелби, это не твоя проблема.
– Да боюсь, моя. – Она подошла к окну и выглянула. Отсюда открывался вид на город, каким его видит Эмма-Кейт. Длинный кусок крутого изгиба дороги, которую облепили дома, будто обнимающие тротуар.
В бочках и горшках – цветы, уже в полном летнем великолепии, и на смену весенней пастели уже пришли жгуче-красные и ярко-синие оттенки.
Туристы с рюкзаками, заметила она, а возле бабушкиного салона и мужской парикмахерской сидят на скамейках местные жители.
Отсюда был виден колодец, его край, там стояла молодая семья и изучала табличку. Улыбку на ее лице вызвали два мальчугана, которые гнались за сорвавшимся с поводка и несущимся очертя голову, вывалив язык, псом.
Отсюда было прекрасно видно все происходящее в городке.
Ей понадобилось усилие воли, чтобы оторвать взор от этой вьющейся улицы, от склонов гор, облепленных домами, магазинчиками, цветами. И вернуться к тому, что по-прежнему отравляло ей жизнь.
– Если полиция найдет похищенное – или то, что от него осталось после Ричарда, или хотя бы его большую часть, – мне не придется больше беспокоиться или задавать себе вопросы. Тогда с этим будет покончено.
– Что проку тебе волноваться и задавать вопросы?
– Да никакого, конечно. – Она обернулась и улыбнулась. Практичность подруги действовала на нее успокаивающе. – Поэтому я и не думаю об этом поминутно. И кстати, если не думать, то что-то само может всплыть в памяти.