Эвиан задали несколько вопросов, а потом отпустили.
Когда женщина повторила свой рассказ Надин, та принялась горячо заверять, что она поступила правильно, а видя, что муж осуждающе молчит, запальчиво произнесла:
— Неужели ты считаешь иначе? Эвиан спасла всех нас! А особенно тебя — от мести Кларенса.
— Просто я думаю о причине его ненависти, — устало ответил Арни.
— Ты вспоминаешь об этом вот уже восемь лет. Пора бы и перестать!
— Не могу, — сказал он, мысленно возвращаясь в прошлое.
Глава девятнадцатая
Когда, казалось, прошла целая вечность, Арни спросил женщин:
— Как думаете, сможете вы добраться до Гранд-Джанкшена без меня?
Надин тотчас всполошилась.
— С чего бы вдруг?!
— Мне надо вернуться в Шайенн.
— Но мы едем на свадьбу Эвиан!
— К сожалению, у меня возникли дела поважнее.
— Думаю, если возвращаться в Шайенн, то всем вместе, — вдруг сказала Эвиан.
Надин замерла.
— А как же мистер Платт?!
— Я не сообщала ему о дне приезда. Собиралась телеграфировать с одной из станций. Ничего страшного, если мы немного повременим.
— Да, но у нас полно багажа и… — Надин умолкла, пытаясь понять, о чем на самом деле думает Эвиан.
— Багаж можно выгрузить. Заплатим — и все будет сделано. Полагаю, даже в этой глуши можно нанять повозку. Или подождем встречного поезда.
Надин с удрученным видом сидела на сундуках. Совсем недавно она радовалась, что в ее жизни и жизни окружающих произошло и намечается столько перемен, но сейчас мечтала о том, чтобы их существование вновь стало размеренным, как мелькание иглы в женских пальцах.
Под ногами валялись грязные коричневые листья, и каждый порыв холодного ветра срывал и швырял на землю новую охапку: поблекшие, обессиленные, они не противились судьбе. На небо наползли тучи, и стало почти совсем темно, только рельсы слабо поблескивали в тусклом свете станционного фонаря.
Дети испуганно жались друг к другу. Эвиан молчала, и Надин тоже не знала, что сказать, потому что та вдруг сделалась непонятной и далекой.
Арни пошел узнать, нельзя ли им подождать поезда в помещении станции. Когда он вернулся, Надин проговорила так, чтобы больше никто не слышал:
— Все напрасно. Ты ничем не поможешь Кларенсу.
— Я поговорю с шерифом.
— Шериф не отпустит преступника. А если ты признаешься, что он твой друг…
— Пожалуйста, замолчи! — взмолился Арни, и Надин обиженно умолкла.
Они добрались до Шайенна только под утро. Городская окраина выглядела заброшенной, неуютной, мутные стекла окон безрадостно поблескивали в сероватом свете. Все вокруг казалось грязным, обнаженным и неприглядным.
Повозка с вещами медленно, по-черепашьи, громыхала по улице. У города был неприкаянный заспанный вид. Кое-где открывались двери салунов, на улицу выплескивались помои. Тянуло дымком. Позевывающие проститутки в шалях, накинутых на голые плечи, выпроваживали посетителей, пожелавших остаться на всю ночь.
— Надо срочно найти комнату, дети измучились, а мы устали! — нервно произнесла Надин.
— Сейчас я вас устою, а сам пойду по делам, — сказал Арни.
Открыв дверь номера и втащив вещи, он положил ключ на стол и, ни слова не говоря, ушел. Дети тут же улеглись на кровати и заснули. Надин медленно стянула с головы шляпку и провела рукой по растрепавшимся волосам.
— Почему ты поехала с нами? — это были ее первые слова, обращенные к Эвиан.
— Без вас мне нечего делать в Гранд-Джанкшене. Мы связаны гораздо крепче, чем думаем. И еще: в последнее время все развивалось слишком быстро. Пришла пора сделать небольшую передышку. Моя мать всегда говорила: «Прежде, чем начать кроить, надо до конца продумать фасон».
Надин села на кровать.
— Арни зря старается. Они не отпустят Кларенса.
— Не отпустят. Но мы не можем и не должны ему мешать.
— Возьми кольцо, — сказала Надин.
Эвиан сделала паузу.
— Пусть оно пока останется у тебя.
Арни вернулся спустя три часа, опустошенный и усталый.
— Все напрасно, — тяжело произнес он. — Никакого освобождения под залог. С его помощью они надеются захватить банду. Шериф послал людей за представителями агентства Пинкертона, представляющего интересы железной дороги и почтовой службы. Но Кларенс ни в чем не признается и никого не выдаст. И тогда его повесят.