— Здесь нет ничего смешного, — сказала я как можно мягче, стараясь предотвратить слезы и истерику, опасность которых явно нарастала. — Иди сюда, сядь и скажи, что мы будем делать дальше.
Она словно не слышала меня.
— Анна, я не имею права удерживать тебя здесь, разрушать твои планы и делать тебя несчастной. Ты поедешь в Апиету, построишь свой дом и будешь в нем счастлива. Бери с собой Блонделя — мне он больше не нужен. Вряд ли я когда-нибудь смогу чувствовать себя спокойно в его присутствии.
— Легко сказать: «Бери Блонделя», — заметила я, стараясь говорить непринужденно. — Я не имею ни малейшего понятия о том, где он. Он слал свои сообщения прямо в Руан, а теперь, по-видимому, Элеонора послала его в Англию, а после этого… — Я развела руками.
— Подозреваю, что он поехал в Мец, чтобы участвовать в триумфальном шествии. Элеонора по одну руку Ричарда, Блондель по другую! «Но, ваше величество, кажется, однажды вы по рассеянности женились на своей жене?» — «О, конечно, я совсем забыл. Я где-то потерял ее!» Хорошенькое дельце, а?
Истерика неминуемо приближалась.
— Знаешь, я все-таки в это не верю, — поспешила я сказать первое, что пришло в голову.
— Я склонна думать, что последняя его услуга не оставляет в этом никаких сомнений.
— Нет. Вряд ли Блондель отправился искать Ричарда по той причине, что… тот вскружил ему голову. Он сделал это из жалости к Элеоноре. Я даже знаю, когда ему пришла в голову такая идея. И думаю, что я невольно надоумила его, сказав Элеоноре о том, что когда не помогает прямое расследование, ответ может быть получен с помощью шпионажа. Если бы Блондель был — давай говорить без обиняков — влюблен в Ричарда, он вполне мог додуматься до этого и без слез Элеоноры, и без моих слов. Я не верю, чтобы Блондель был для Ричарда кем-то еще, кроме менестреля.
— Ты говоришь так страстно…
«Будь осторожна!» — мысленно предостерегла я себя.
— Правда? Может быть. Но я так же говорила бы о любом юноше в положении Блонделя, которому случилось бы общаться с таким неординарным человеком, как Ричард. И нет ничего странного в том, что это вызывает некоторые эмоции.
— Для меня не имеет значения, кто этот юноша. Но почему ты убеждена, что Блондель…
— Не знаю, — довольно уныло ответила я. — Правда, не знаю. Но на него не похоже…
— А разве можно допустить подобное, глядя на Ричарда? — с горечью в голосе прервала меня Беренгария.
— Единственное, на чем реально зиждется моя убежденность, — подолжала я, — это письма о Рэйфе Клермонском и о Ричарде. А потом он ухаживал за Рэйфом, когда Ричард был в Дамаске. Это совершенно не производило впечатления, что…
— А я всегда думала, что столь критическое отношение вызвано ревностью. Но я не понимаю и удивляюсь, Анна, — неужели ты…
Уф! Наконец-то этот разговор протащил нас через еще один вечер. Неожиданно оказалось, что уже пора спать, и, раздеваясь, я подумала, что для нашей странной дружбы было типично то, что первый, действительно серьезный разговор, почти не касавшийся нас обеих лично, был посвящен этой теме!
Парой дней позднее Беренгария обратилась ко мне со словами:
— Анна, я размышляла о тебе и о твоем доме. Не построить ли нам его сообща? Мы живем в самых недостойных условиях, если не сказать большего. А строительство очень интересное занятие.
— Ты считаешь, что сможешь поселиться в Апиете?
Пару раз, когда женился Молодой Санчо, я подумала, что если у меня будет дом, то я, возможно, разделю его с Беренгарией, если она так и не выйдет замуж. Такая перспектива показалась мне тогда совсем не привлекательной, но теперь изменилась Беренгария, изменились обстоятельства, изменилась я сама. Если я обречена разделить с нею жизнь, то лучше в Апиете, чем где-либо еще. Сердце мое подпрыгнуло при мысли о возвращении, о собственном доме. И однажды мы действительно отправились туда вместе и обсудили, где будем строиться. И всего на один момент во мне проснулось недоброе чувство к Беренгарии. Ричард не взял ее с собой в крестовый поход, и мне пришлось ехать с нею. К тому времени мы обе были совершенно счастливы и уютно устроены. Может быть, Бог стал бы добрее к ней, будь она добрее ко мне. Но эта мысль задержалась в моей голове ровно настолько, сколько нужно было, чтобы осознать это и стереть из памяти.
— В Апиете? — переспросила она с ноткой категорического возражения в голосе. — Нет-нет, Анна. Это так же плохо, как и уехать к отцу. Я должна оставаться здесь, в Аквитании. Но я не понимаю, почему бы нам не построить дом тут и с комфортом жить в нем. В собственном доме мы могли бы завести собачек, а может быть, и обезьянку. И голубей — много белых голубей; они такие красивые и так приятно воркуют в летние дни. Мне кажется, что я с удовольствием работала бы в саду. Давай так и сделаем, Анна.