Поскольку она смотрела в сторону, он через минуту добавил несколько иным тоном:
— Быть может, вы мне ее подарите?
Темпера молчала.
— Если, конечно, вы не предназначаете для кого-то, близкого вашему сердцу?
— Нет… никого такого нет.
— Тогда я смогу ее получить? — продолжал настаивать герцог.
Темпера не могла понять, зачем ему понадобилась ее картина, но после небольшой паузы она сказала:
— Если… вашей светлости угодно.
— Буду искренне благодарен. И может быть, я могу попросить вас написать и другую часть сада?
Темпера отрицательно покачала головой.
— Нет? — удивился он. — Но почему?
В уголке ее рта образовалась ямочка, как намек на улыбку.
— Потому что у меня больше нет холстов, ваша светлость, а я… я люблю рисовать.
Он посмотрел на нее, словно сомневаясь, действительно ли она такое сказала.
— Вы хотите сказать, что вы собирались смыть вашу работу и начать снова?
— Ну да. Это то, что я всегда делаю со своими картинами, чтобы не оставлять свидетельств своего… несовершенства.
— Но так нельзя! — воскликнул герцог.
Он отдал ей картину, которую все еще держал в руках.
— Вот вам ваша работа, заканчивайте ее, а я прослежу за тем, чтобы у вас была возможность написать еще несколько, пока вы гостите у меня.
Темпера смотрела на него, не зная, что ей говорить или делать. Она не видела ничего предосудительного в том, чтобы принять несколько холстов в подарок от герцога, и в то же время была уверена, что этого разговора между ними вообще не должно было быть.
Все это никак не вязалось с той ролью, которую она на себя взяла.
— Могу сказать вам, что хотя я и являюсь меценатом и покровителем искусств и в какой-то мере авторитетом в этой области, — сказал герцог слегка насмешливым тоном, — мне никогда еще не случалось обеспечивать художников холстами.
— Тогда, быть может, вашей светлости не стоит и начинать, — сказала Темпера.
— А почему бы и нет? Я просил бы только в благодарность за то, что вы называете моей щедростью, разрешения видеть ваши работы, когда вы их заканчиваете.
— Я бы… предпочла, чтобы вы… их не видели.
— Но я хочу их видеть. У вас очень необычный дар, мисс?..
Он улыбнулся:
— Вы себя не назвали.
— Темпера, — сказала она и после небольшой паузы добавила: — Райли.
— Темпера, — повторил он. — Какое необычное имя! Впрочем, в вас все необычно. Я уверен, нет необходимости рассказывать вам, что этот вид живописи характеризуется блеском и прозрачностью, которых невозможно достичь никаким другим способом.
— И трещины на таких картинах, как считается, образуются реже, но этого нельзя утверждать наверняка.
Говоря это, она подумала, как глупо было с ее стороны, изменив фамилию, назвать свое собственное имя.
Такое имя, как Темпера, мог дать своей дочери только художник, и она поступила крайне неосторожно, отвечая герцогу не подумав.
Герцог засмеялся, а потом задумчиво сказал:
— Я еще не встречал никого по имени Темпера. Очаровательное имя, мисс Райли, подобающее, как и следовало ожидать, такой необычной особе, как вы.
— Но во мне нет ничего необычного. Я хочу только служить ее милости, как она того от меня ожидает. Побывать в южной Франции для меня огромная честь, ваша светлость, и я надеюсь, я не сказала ничего лишнего или… неподобающего.
— О вас ничего нельзя сказать наверняка, мисс Райли, — сказал герцог.
— Благодарю вашу светлость за снисхождение.
Темпера сделала реверанс и пошла по извилистой тропинке среди кипарисов, которая и привела ее к замку.
У нее все время было такое чувство, что герцог следит за ней взглядом, и она с трудом заставила себя не оглядываться.
Только скрывшись в тени деревьев, она спросила себя, как такое могло случиться?
Как она могла разговаривать с герцогом так легко и непринужденно?
Он, должно быть, нашел ее весьма странной камеристкой, если еще не кем-то похуже, а ни ей, ни мачехе совсем не нужно, чтобы он так думал.
— Не надо мне было сюда приезжать, — сказала Темпера вслух.
Но, даже произнося эти слова, она знала, что это ложь.
Глава 3
Когда Темпера вернулась в замок, голова у нее кружилась так, что было невозможно собраться с мыслями.
Как она могла так откровенно проговориться герцогу?
Потом она решила, что он никак не может связать ее с ее отцом, в конце концов, может же камеристка, как и любая другая прислуга, обладать талантом.