– Вау, спасибо, как это мило с вашей стороны!
Я был действительно тронут, теперь уже во второй раз за день. Еще бы, это был первый подарок, который я когда-либо получал от своего сына.
– Первым делом послушай композицию Apples, а потом The Ghost, они самые доходчивые.
– Так я и сделаю, – пообещал я и решил, что музыка мне непременно понравится, как бы ужасно она ни звучала.
– Ну, а ты ничего не заметил? – спросил я.
– Да, на тебе новый пуловер.
Новым он, конечно, не был, но темно-синим был точно.
– И ботинки тоже получше, – сказал Мануэль.
Черные ботинки, жесткая кожа, классические, консервативные, вот видишь! Мы оба ступили, что называется, на правильный путь, и это могло меня полностью восстановить.
Пока Мануэль по очереди извлекал из своего ранца учебники, чтобы и они могли в кои-то веки побывать на свежем воздухе, я рассказал ему о втором денежном пожертвовании и о том, что уже второй мой материал явился для этого побудительной причиной.
– Но ведь никто не знает, что это написал ты, – с сожалением сказал он и упал на свой уже хорошо обкатанный серый вертящийся стул.
– Да, увы, но ведь никто не знает и того, кто пожертвовал десять тысяч евро.
– Верно, – подтвердил он.
– Кроме того, теперь в «Дне за днем» каждую неделю будет большой социальный репортаж, то есть история о людях, дела которых плохи.
– Зачем? Чтобы еще раз кто-нибудь пожертвовал десять тысяч евро и газета могла этим похвастаться?
Вообще-то, хороший интеллект у этого парнишки, моего сына, подумал я. И ломкий голос у него скоро пройдет.
– А хотя бы под большими репортажами будет стоять твое имя? – спросил он.
Тут мне стало немного стыдно.
– Репортажи будет в основном писать одна моя коллега, я лишь иногда, когда позволит время, – соврал я.
– Ах, вон как, – сказал он.
А могло бы быть и хуже. Я уже приготовился услышать: «Но ведь у тебя же всегда есть время».
* * *
Потом мы некоторое время сидели относительно спокойно, занимаясь своими делами или предаваясь безделью. Но в какой-то момент я заметил, что Мануэль заерзал – у него явно что-то вертелось на языке, а коренилось где-то в области челюсти, как в итоге и оказалось.
– Мне в понедельник надо к зубному врачу.
– Ой, бедняга, – ответил я.
У меня сразу побежали по спине сотни мурашек на высоких шпильках. Потому что я испытывал панический страх перед зубными врачами. Они с детства преследовали меня в кошмарах. Приблизительно с тех пор я у них и не был ни разу, а сами они, к счастью, меня никогда не разыскивали как дезертира, и в этом состояла их единственная человечная черта.
– Я боюсь зубных врачей, – сказал Мануэль.
– Э-э… это ты зря, они сейчас вообще все делают не больно, с современной зубной техникой стало намного лучше.
– Я не могу пойти туда один, – горько сказал он.
– Хорошо тебя понимаю, – ответил я.
Со мной тоже всегда кому-нибудь приходилось идти, чтобы подхватить меня и оказать первую помощь, когда я потеряю сознание.
– Тебе придется пойти со мной! – объявил Мануэль.
– Мне?
Он не знал, что такое городит.
– Да, тебе. Тетя Юлия не может, и никто другой не может, потому что все работают, и тетя Юлия сказала, чтобы я попросил тебя, кого же еще, никого же больше нет, а мама в Африке.
Теперь я понял: она попыталась сделать меня послушным при помощи музыки на CD.
– Мануэль, мне действительно очень жаль, я бы тебя с удовольствием сопровождал, но у меня в понедельник после двух часов весь день расписан на важные дела, – сказал я.
– Очень хорошо, я закончу раньше, зайду за тобой в половине первого, и мы это сделаем, – ответил Мануэль.
Стоматологиня
Еще слегка изнуренный после воскресной ночи, я почувствовал необходимость сейчас же, натощак, влить в себя пару децилитров водки, иначе и десяток лошадей или внебрачных детей не затащили бы меня в эту чертову стоматологию на Маргаретенштрассе.
Для Мануэля я выполнил свою задачу уже тем, что его страх перекрывался стыдом перед посторонними, какая образина сопровождает его на пыточное кресло.
– Отец тоже войдет с тобой? – спросила медсестра со справедливым скепсисом.
– Не отец, а лишь старинный знакомый моей матери, но он войдет вместе со мной, – ответил Мануэль.
Я, к сожалению, был не в силах возразить, но устроился у самой двери.
При некоторых сценах из фильмов моя позиция всегда была одинакова: лучше выколите мне глаза, чем я буду вынужден увидеть, как один делает это другому. Приблизительно так же мне было теперь с Мануэлем, которому закутанная в белое преступница под жужжанье, вибрацию и свист адской машины засовывала в детский беззащитный рот один инструмент за другим и подолгу ковырялась там острыми серебристыми приборами, все что-то улучшая и устраняя недостатки, чтобы придать пытке последний блеск.