Что же касалось вопросов ведомой войны, то в отличие от «ястребиных когтей» Сонтерий прекрасно понимал, что знания знаниями, волшебство волшебством, возможности возможностями, интриги интригами, а исход любого силового конфликта зависит вовсе не от них, а от крепкого, надежного тыла и от острого меча в сильной руке. На данный момент, по его оценке, у Шеварии не было ни того, ни другого. На фронтах дела шли плохо, да и в тылу творилось черт-те что. От военной экспедиции, посланной к Аргахару, до сих пор не было вестей или были, но настолько плохие, что граф Норвес предпочел о них умолчать.
Одним словом, Сонтерий в последнее время чувствовал себя крысой, сильной, но очень уставшей и напуганной безысходностью крысой, занимающей неподобающе низкое положение в стае, обитавшей к тому же в трюме медленно тонущего корабля. Сонтерий чувствовал себя крысой и из-за страха за собственную жизнь был готов себя соответствующим образом повести, то есть совершить гнусное предательство и не просто бежать, а постыдно воспользоваться выпавшим шансом перейти на сторону побеждающего врага.
Две недели назад ему было сделано очень выгодное предложение, от которого трудно, почти невозможно было отказаться. Сонтерий был заперт в подземной цитадели и не имел абсолютно никаких контактов с внешним миром, но враг сам нашел способ связаться с ним и передать условия сделки. Две недели, четырнадцать долгих дней и ночей, ученый провел в тяжких раздумьях, и вот пришла пора что-то решать. Самый важный вопрос в почти трехсотлетней жизни Сонтерия вновь стал актуальным, и нежащийся в ванной вампир в пятый раз за три века ответил на него «Да, пора!».
* * *
Сердце Аламеза замерло, а правая рука инстинктивно потянулась к древку дротика, когда часовые на посту вдруг все как по команде поднялись на ноги и, поправляя пояса, довольно недружелюбно посмотрели в их сторону. Это случилось, когда парочка притворявшихся горняками диверсантов уже почти миновала костер, возле которого солдаты устроили посиделки, и когда до моста через зловонную речушку оставалось дойти не более пяти-шести шагов. Близость врагов и их неожиданный, да к тому же дружный поступок чуть ли не обернулись провалом. Если бы в следующий миг случилось что-нибудь еще, то и приготовившийся к бою Дарк, и напрягшийся всем телом Вильсет не стали бы дожидаться, пока на них набросятся караульные, а, скинув с плеч бессознательную, но все же живую, ворочающуюся и постанывающую поклажу, ударили бы на опережение. Тем самым они раскрыли бы себя и загубили бы все дело, крест-накрест перечеркнув все прежние свои труды. И из-за чего? Из-за нелепого совпадения и собственной мнительности.
На самом же деле беспокойство не стоило и выеденного яйца. Поднявшись и оправившись, солдаты не попытались остановить проходящих мимо горняков, а нехотя стали складывать в мешки объедки вместе с посудой и прибираться на посту. Видимо, их дежурство уже подходило к концу, и они, конечно же, не хотели, чтобы устроенный во время несения службы бардак предстал глазам разводящего сержанта, который вот-вот должен был привести на пост новый наряд, а их увести отсыпаться в казарму. Причина же суровых взоров служивых крылась вовсе не в том, что они заподозрили в парочке горняков, тащивших на себе третьего, перепившего собутыльника, герканских диверсантов, а в том, что они желали перевалить грязную работу по уборке поста на чужие плечи, но только, как назло, не нашли, на чьи. Обычно пехотинцы заставляли прибирать за ними первых подвернувшихся под руку горняков, возвращавшихся в поселок с карьеров, но в тот вечер или ночь заставлять прислуживать было некого. Кроме Вильсета с Дарком на дороге не было ни души, а принуждать эту парочку солдатам крайне не хотелось. От пьяных в стельку можно ожидать чего угодно, любых пакостей, притом в самом большом ассортименте и количестве. Выпущенный даже ненадолго из крепких дружеских объятий перепивший горняк мог отчудить чего угодно: как банально полезть в драку, так и опорожнить желудок в костер или на мундир одного из служивых.
Таким образом, состояние Ринвы сыграло ее спутникам на руку и хоть в этом облегчило им жизнь, хотя во всем остальном только утяжелило, причем как в прямом, так и в переносном смыслах. Стройная девушка весила немного, но мужчины несли ее с трудом, поскольку оба уже не помнили, когда нормально ели, да и со сном им как-то не везло. Забытье в бочке нельзя было считать полноценным отдыхом, оно только лишило Крамберга сил, ну а Дарк в последний раз спал еще в Удбише, еще до того, как спустился под землю. Одним словом, переноска живого груза стала верным тревожным сигналом, что если оба как следует не отдохнут перед тем, как браться за серьезное дело, то силы покинут их в самый неподходящий момент. Оставалось только найти укромное местечко, где это можно было сделать. Постоялого двора в горняцком поселке явно не было, а дом лекаря, который они перед тем собирались найти и посетить, стал бы не очень надежным укрытием, в особенности если шеварийский эскулап откажется помогать добровольно или что-то заподозрит.