Удивление, которое можно было сравнить с шоком, довольно скоро прошло, но Аламез все еще продолжал неподвижно лежать, завороженно наблюдая за работой карьера. Махаканцы трудились дружно, подобно муравьям, и усердно совершали лишенные какого-либо разнообразия механические действия. Одни кололи скалу, другие дробили камни, третьи таскали их и укладывали на подводы, а четвертые увозили груженные рудой телеги в неизвестность черневшего вдалеке подземелья. Когда они уставали, то спали, а едва поднявшись, тут же снова брались за работу. Процесс добычи шел без малейшего вмешательства со стороны надсмотрщиков, так что моррону даже стало непонятно, а зачем они вообще нужны? Вернуться к баракам по окончании смены гномы и без них бы смогли, раз уж помыслы о свободе были им чужды. Ну а что касалось угрозы нападения хищников, то кирка в натруженной руке гнома куда более грозное оружие, чем меч, сжимаемый потной ладошкой щуплого ленивца-надсмотрщика. Ответ на этот вопрос невозможно было найти, по крайней мере сейчас, когда Дарк еще ничего толком не знал о жизни в Марфаро, да и пока его голова была занята совершенно иными мыслями.
Близость выхода из норы к карьеру, с одной стороны, не только решала задачу поиска огня, но и давала возможность получить от гномов ценные сведения о положении дел в округе. Вряд ли шеварийские господа удосужились изучить язык рабов, скорее, наоборот, они обучили покоренных махаканцев своей речи, так что непреодолимого языкового барьера не возникло бы. Герканский был схож с шеварийским, и поэтому моррон с гномами как-нибудь друг друга да поняли бы. С другой же стороны, его появление на месте разработки горной породы напрочь лишало Аламеза преимуществ внезапности и скрытности. Дарк быстро оценил рельеф открытой местности и понял, что как бы осторожно ни выполз он из укрытия, как бы умело ни прятался среди камней, но все равно был бы почти сразу замечен четырьмя шеварийцами, уже дожарившими мясо и с охотой приступившими к его поглощению. Так или иначе, но бездействовать моррон не мог, а любой шаг, предпринятый им, привел бы в итоге к необходимости вступить в бой. Скрытно обогнуть карьер не удалось бы, ну а прикидываться заплутавшим дурнем было глупо по многим причинам. Во-первых, Дарк не знал языка захватчиков, а если бы каким-то чудом и умудрился выдавить из себя пару фраз на нем, то с множеством ошибок и жутким герканским акцентом. Во-вторых, его поистрепавшийся наряд был далеко не чудаковатого шеварийского покроя, что сразу бросалось в глаза. И в-третьих, надсмотрщики явно знали всех своих соотечественников в подземелье уж если не по именам, так в лицо.
Схватки с тощими увальнями у костра Аламез не боялся, но вот гибель или пропажа четверых людей обеспечила бы скорое появление в округе нескольких поисково-карательных отрядов и привела бы к крайне нежелательному усилению врагами мер безопасности. Самое страшное, что могло бы случиться и чего Аламез больше всего боялся, – это того, что вампиры закроют проход, соединявший оккупированные ими махаканские пещеры с главной цитаделью. К примеру, он бы сам, окажись на месте командира местного гарнизона, именно так бы и поступил – отрезал бы зону поиска вражеских диверсантов от стратегически важных объектов, скорее всего, и являвшихся целью их появления в глубинке чужих тылов.
К сожалению, выбора у Дарка не было. Он должен был действовать, причем не дожидаясь, пока отряд гномов закончит работу и побредет отсыпаться в бараки. Добыча на карьере, скорее всего, велась непрерывно, а на смену отработавшим свое горнякам наверняка тут же приходил новый отряд отдохнувших и преисполненных свежими силами рабочих. Таким образом, отлеживание боков на ворохе свежесрубленных ядовитых стеблей только утомило бы его, но никак не поспособствовало бы успеху вылазки.
Только очень неуверенные в себе люди, просчитав ситуацию и приняв решение, продолжают колебаться и ждать неизвестно чего. Как только Аламез пришел в своих рассуждениях к единственно приемлемому выводу, то сразу же и поспешил воплотить его в жизнь, позабыв обо всех сомнениях и уповая на то, что подленькое вмешательство проказницы Фортуны не загубит все дело. С трудом оторвавшись от обильно выделявшей соки подстилки, Дарк вернулся к работе мечом и за несколько взмахов расширил брешь в зарослях до размера, позволяющего пролезть самому и чтобы не застряла котомка, мотавшаяся за спиной. Затем моррон оторвал от левой штанины большой кусок относительно сухой материи, протер им меч, включая рукоять, на которую попало несколько брызг, после чего убрал оружие в ножны. Так необходимо было поступить из соображений предосторожности, поскольку неизвестно, какое действие оказала бы ядовитая влага на уже отравленное лезвие. Появление на клинке ржавчины могло стать далеко не худшим последствием. Дарк боялся, что попавший на клинок сок мог ослабить или вовсе нейтрализовать действие впитавшегося в поверхность металла яда «матерого убийцы». К сожалению, поведавший ему секрет смертельного растительного яда гном не рассказал, можно ли смачивать уже отравленный «му» клинок в других ядах или растворах магического свойства; не рассказал, потому что, скорее всего, сам не имел о том ни малейшего представления. Все-таки он был простым караванщиком, великодушно поделившимся с Дарком собственным жизненным опытом, а не всезнайкой-ученым. Так что во избежание случайной порчи оружия не грех было и подстраховаться, хоть это и стоило пары новых ожогов на пальцах.