Кора облегченно вздохнула.
— Это разумно. Ты не хочешь написать де Лейси письмо? Я могла бы передать его Дэнни, когда он приедет, а Дэнни отвезет его капитану.
— Нет, — решительно отказалась Кейт. — Мы оба, капитан и я, не мастера писать письма.
— А к тому же он всегда может привезти тебя домой, если поймет, что скучает без тебя.
— Может, — согласилась Кейт.
— Ну что же, — медленно проговорила Кора. — В общем и целом я согласна: ты должна нанести матери визит. — Но затем она грустно вздохнула. — Я буду скучать по тебе!
— И я буду скучать по тебе. — Кейт пожала подруге руки. — Можно, я напишу тебе?
— Не можно, а нужно, — заявила Кора. — И я буду тебе писать. Полагаю, мне будет о чем тебе написать, когда Дэнни и капитан вернутся… и обнаружат, что ты уехала.
— Пусть будет что будет, но я больше не могу сидеть дома и ждать. — Кейт расправила плечи, пытаясь не обращать внимания на ноющую боль в сердце. — Я сказала ему все, что могла сказать. Если ему есть что ответить, он найдет меня в Кобеме.
Глава 25
Очень скоро Джерард пожалел о том, что ввязался в эту авантюру. Хочется верить, что черти жарят преподобного Огилви в аду. Черт бы побрал этого лиходея и всю его родню в придачу. От одного вида Ноллуорта его выворачивало наизнанку, а пыли Джерард наглотался на всю оставшуюся жизнь.
В отчаянии Джерард предложил Ноллуорту сто фунтов за имущество священника, но теперь Ноллуорт стал наглее. Он назвал свою цену — пятьсот фунтов. Джерард вспылил и отказался торговаться, о чем вскоре пожалел.
Пожалуй, пятьсот фунтов были не такой уж высокой платой за возможность вырваться из этого ада. Торчать с рассвета до заката в вонючем сарае, а потом возвращаться в гостиницу — ветхую, грязную развалюху — испытание не для слабаков. Постепенно к Джерарду пришло мрачное осознание того, что, что он взялся за выполнение задачи, которая ему не по зубам, и написал письмо Эдварду. Он не смог заставить себя дать в письме подробные объяснения того, в чем именно состояли его трудности, и потому ограничился просьбой о помощи с пожеланием приехать немедленно. Передав письмо Брэггу с указанием отправить послание экспресс-почтой, Джерард вздохнул с облегчением. Эдвард с его логическим и рациональным мышлением если не поможет делом, то наверняка даст дельный совет.
Но, что хуже всего, он так и не знал, что сказать Кейт. Каждый вечер он доставал чистый лист, окунал перо в чернила и пытался писать. Страницу за страницей заполнял извинениями и объяснениями и каждую ночь после прочтения швырял написанное в огонь. И с каждым днем он все явственнее ощущал груз вины за то, что так и не послал Кейт весточку. Если в первый день он мог отделаться одной строчкой, то с каждым просроченным днем его долг перед Кейт рос. Он знал, что она ждет от него не отписки, а ответа на свое признание, но его старания ни к чему не приводили. В конце концов, он признался себе самому в том, что не способен доверить свои мысли и чувства бумаге, и смирился с тем, что ему придется подождать с ответом до того момента, когда он увидится с ней лично, каким бы трусом он при этом ни выглядел.
Картер съездил в Бат и обратно за свежими припасами и, не желая того, просыпал соль на рану Джерарда.
— Между прочим, я видел твою жену, — сказал Картер наутро после возвращения, когда они стали разбирать очередной ящик. До сих пор им удалось «просеять» всего лишь четверть содержимого сарая, но этот ящик был одним из пяти последних больших ящиков, если, конечно, под слоем все еще не тронутого ими мусора не покажется еще один. — Ей было любопытно узнать, что нам удалось откопать.
В животе у Джерарда все сжалось при упоминании о Кейт. Даже если он чувствовал себя последним скотом, он все равно по ней соскучился. Засыпая в одиночестве на матрасе столь тощем, что он чувствовал каждую пружину на сетке кровати, Джерард мечтал о том, как проснется, обнимая Кейт. Ему снились блестящие, с медным отливом, волосы, так приятно щекотавшие его грудь, стройное тело, такое теплое, с такой нежной сливочной кожей. Он представлял, как она сонно улыбается, когда он переворачивает ее на спину и будит поцелуем. Ему казалось, будто он слышит, как она тихо постанывает в экстазе. И, что самое мучительное, он не мог забыть, как заразительно искренне она смеялась, когда они болтали о пустяках, лежа в кровати. Господи! Какой он идиот! Он все это воспринимал как должное. Занятый бесплодными поисками неуловимого шантажиста, он ослеп настолько, что не замечал ни ее чуткости, ни постоянного желания во всем ему угодить. И уж конечно, ему и в голову не пришло задуматься о том, с чего бы женщина, вышедшая за него исключительно по расчету, так необычайно ему предана.