— Я поселюсь один. Друзей у меня нет. Я приму все условия, если вы, в свою очередь, согласитесь — разумеется, за отдельную плату — приносить мне книги из библиотеки и покупать продукты. Мне не очень хочется выходить на улицу.
— Конечно, сэр, — тихо проговорила хозяйка, разглядев его лицо. — Вы вернулись с войны?
— Да, — коротко ответил Дилан.
Поселившись в маленькой комнатушке, большую часть времени он лежал (просто так, потому что сна не было), иногда заставлял себя что-нибудь почитать. Он очень мало ел; фактически только для того, чтобы не умереть от голода. Дилан оставил мысли о пластической операции: ему казалось, что теперь в этом нет никакого смысла. Он общался только с хозяйкой, да и то лишь по делу. Он не желал никого видеть и не хотел, чтобы кто-нибудь видел его.
В эти же дни Миранда выдержала сложный, если не сказать судьбоносный разговор с родителями. Ей пришлось признаться, что она бросила жениха, и Колин Фишер сказал:
— Ты оставила человека в самый тяжелый период его жизни. Как ты могла так поступить!
— Он же не инвалид, за которым нужно ухаживать! — вторила Эбби. — К тому же теперь ему принадлежит вся фабрика!
— Да, — вставил отец, — раз у него есть деньги, он наверняка попытался бы сделать пластическую операцию.
Выслушав все это, Миранда взорвалась:
— А если операция не поможет? Я что, должна жить с чудовищем?! Представляю, что подумали бы люди, увидев нас вместе! Тогда бы все точно решили, будто я вышла за него из-за денег! Зачем он вернулся в Галифакс, на что он рассчитывал? Пусть бы он навсегда остался там, на этой проклятой войне!
— То есть ты полагаешь, лучше б его убили?
— Да, я думаю именно так!
— Значит, ты его не любила, — заметила Эбби, и ее дочь вскричала:
— Да, я его ненавижу! Так же, как и тебя! Мне надоело твое нытье! Ты вечно взваливала на меня свои вымышленные и вымученные страдания, желала, чтобы я была для тебя сиделкой! А теперь я должна стать нянькой и для него? Ты всегда мечтала выдать меня за денежный мешок, но я… я больше не намерена идти у тебя на поводу!
Пока Эбби ловила ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, Колин воскликнул:
— Как ты разговариваешь с матерью! Никто тебя не принуждал. Ты сама решила за него выйти.
— Будучи зависимой от вашего мнения, — отрезала Миранда. — Ты говоришь, что я бросила Дилана в трудную минуту? А кто из вас подумал обо мне?!
— Мы всегда думали о тебе, — заметил Колин, но это прозвучало неубедительно, и Миранда продолжала бросать обвинения в лицо своим родителям:
— Ты вечно пропадал в больнице! Тебя куда больше беспокоили твои пациенты, чем своя собственная семья! Вы заперли меня в этих душных комнатах, тогда как другие девушки ходили в кино и на танцы! Вы хотели построить свое будущее за мой счет! Вы мечтали меня продать, только этого не случится. Я ненавижу Галифакс, и я уеду отсюда! Я знаю, у нас есть родственники в Торонто. Я им напишу.
Эбби была совершенно убита, она до вечера проплакала в своей комнате, и Колин пытался ее утешить. Что касается Миранды, она ни о чем не жалела. Ни о чем и ни о ком. Этот разговор ознаменовал некий прорыв в будущее. Отныне она была свободна и могла сделать все, что вздумается.
Нелл была в восторге: Кермит приехал в отпуск! Открыв дверь и обнаружив его сидящим в комнате, она едва не закричала от радости.
Поднявшись со стула, он крепко прижал ее к себе. Нелл почудилось, что от его шинели пахнет сырой землей, свежим ветром и соленым морем.
— На войне я чаще всего вспоминал осенние клены и… твои волосы!
— А я тебя, всего тебя.
— Быть может, тебе тоже дадут отпуск, и ты проведешь эти дни со мной?
— Ты надолго?
— На неделю.
— Завтра спрошу на фабрике, смогут ли они меня отпустить.
— Скажи, что к тебе приехал жених. Прямо с фронта и всего на несколько дней.
Нелл посмотрела ему в глаза. Она не ослышалась? Прежде Кермит не называл себя ее женихом.
— Ты, наверное, хочешь есть? Сейчас я что-нибудь приготовлю.
— Да, я голоден, но не в этом смысле! — рассмеялся Кермит и принялся ее раздевать.
Как всегда, он не отличался нежностью, и все же Нелл было хорошо с ним, удивительно хорошо. Страсть нарастала, оглушала и захлестывала, пульсировала в жилах и волной разливалась по всему телу.
Когда Нелл встала, чтобы заняться ужином, Кермит сказал: