Он разделся и тихо лег, стараясь не потревожить жену. Но едва его тело коснулось прохладных простыней, как Нелл порывисто обернулась и обняла его.
Они ничего не сказали друг другу, да и было ли место словам, когда мощная обжигающая волна подхватила их и понесла туда, где они могли оказаться только вдвоем!
Дилан подумал о том, что Нелл еще не знает, как он теперь выглядит.
Изнывая от желания, он слился с ней и сразу почувствовал ее нетерпение и страсть. С каждым разом они становились более раскованными, все лучше узнавали друг друга.
Дилан всегда поражался тому, сколь самозабвенно она ему отдавалась. Его сводила с ума ее готовность делиться всем, что у нее было, с ним: Аннели, Редом, слугами. Он знал, что ей хорошо здесь, хорошо с ним. И если б Дилан даже ни капельки не любил Нелл, он был бы счастлив даже тем, что ему удалось сделать счастливым другого человека.
Конечно, он уделял Реду недостаточно внимания и времени, но с другой стороны, в последнее время он был слишком занят: дела фабрики, поездки во Францию… Наверное, это огорчало Нелл. Вопреки советам врачей, она была готова родить ему ребенка буквально на следующий год, но Дилан твердо сказал «нет». Ее здоровье — на первом месте. Пусть Ред подрастет.
Нелл и Дилан проснулись поздно. Небо раскинулось над Галифаксом светло-желтым пологом. Шел густой мокрый снег. В трубах гудел ветер. Почему-то оба подумали, как хорошо будет провести этот день дома. Еще лучше — в постели. Тем более было воскресенье. Нелл решила, что покормит Реда, а потом оставит его на попечение няни.
Взглянув на Дилана, она ахнула, и ее глаза загорелись.
— Ты великолепно выглядишь! — выдохнула она, дотрагиваясь до его лица так, будто оно было стеклянным.
— Да, доктор Саваль постарался. Теперь я могу спокойно пройти по улицам, не тревожась о том, что на меня станут глазеть, — ответил Дилан и, подумав, сказал: — Мы почти нигде не бываем. Полагаю, нам пора выйти в свет. Например, в следующее воскресенье посетить церковную службу. А еще в Галифаксе есть благотворительные общества и разные клубы.
— Прошу тебя, Дилан! — взмолилась Нелл. — Ты же знаешь, я не смогу!
Вопреки обыкновению, он был непреклонен.
— У тебя все получится. Если мы не станем никуда ходить, нас сочтут отщепенцами. О нас наверняка судачат, потому мы должны появиться в обществе, полные гордости и достоинства. Надо дать им понять, что мы — настоящая пара. Так будет лучше для будущего, даже не нашего, а прежде всего — Аннели и Реда.
Нелл сникла.
— Мне кажется, наш брак всегда будут рассматривать как мезальянс.
— Нет. А если да, я заставлю их замолчать.
— Потому что у тебя есть деньги?
— Потому что мы любим друг друга. Потому что мы слишком многое пережили вместе.
Глава восемнадцатая
Небо над гаванью раскинулось сияющим голубым шелком, по нему разметались легкие перистые облака. Солнце беспокойно поблескивало на покрытой серебристой рябью поверхности моря. Вода капала и бежала с крыш, словно покрытых блестящей фольгой, порывы теплого ветра разметали ветви деревьев.
В руках многих горожан, столпившихся на набережной, были флажки с изображением земляничного дерева — эмблемы Новой Шотландии. Сегодня Галифакс встречал своих героев — солдат и офицеров Первой канадской дивизии, вернувшихся домой с войны.
Канадцы отличались не раз: вместе с англичанами и австралийцами с блеском прорвали германский фронт в известном Амьенском сражении, ознаменовавшем перелом в сухопутной войне. Они были сильны и в танковом корпусе, и в авиации.
Оркестр играл марш. Народ заходился от восторга, сопровождая появление каждого человека в форме аплодисментами и громкими криками.
Дилан и Нелл стояли в стороне. Они радовались этому празднику и вместе с тем ощущали себя здесь посторонними.
Дилан втайне сожалел о том, что ему не дано появиться в толпе победителей. Бог весть сколько раз его охватывала волна противоречивых чувств: неловкости, раскаяния, стыда или же радости от того, что он находится в безопасности! Сейчас он пытался стряхнуть с себя эти ощущения, говоря, что война бессмысленна, что она порождает только звериную жестокость и животный страх. И все же Дилан многое отдал бы за то, чтобы сойти на берег вот так, под звуки оркестра, восторженных криков и оваций.
— Кермит Далтон, — вполголоса произнес он, — как всегда герой!