Пришла пора готовиться в обратный путь, ей нужно было дать указания слуге упаковать корзины.
Она решительно спустилась во двор, и ее сердце замерло: дон Карлос спешивался с коня около ворот. Он стремительно подбежал к Лючии, шпоры на его ботфортах зазвенели. Он был очень хорош в форме полковника.
— Доброе утро, — улыбнулся дон Карлос. — Вижу, вы уже готовитесь к отъезду.
Лючия кивнула — она боялась, что не сможет говорить спокойно.
— Я уже проинструктировал ваших сопровождающих, чтобы они не торопились в дороге. Конечно, вам стоило бы отдохнуть еще несколько дней, но гостиницы Гуаякиля не имеют достаточно удобств, а в ставке Боливара, как вы догадываетесь, вам оставаться невозможно.
Лючия наконец-то обрела способность говорить.
— Да, конечно. Я уже все поняла… — сказала она тихим голосом.
— Кроме того, я попросил генерала написать вашему отцу письмо с необходимыми разъяснениями. Это будет значительно проще, нежели вы, вернувшись домой, станете объяснять ему что-нибудь сами.
— Это… это очень любезно с вашей стороны.
— Послушайте, Лючия, может быть, мы выпьем с вами по чашечке кофе перед отъездом?
Почувствовав в его голосе непонятное волнение, она быстро, словно боясь, что может передумать, ответила:
— Нет. Думаю, мне пора трогаться в путь.
— Что ж, как вам будет угодно.
Его слова заглушил топот копыт, и во дворе появился одинокий всадник. Он с трудом удерживал взмыленного черного жеребца. Когда всадник подъехал ближе, Лючия увидела, что это совсем не мужчина. На коне сидела Мануэлла Саенз.
— Мануэлла? — воскликнул дон Карлос.
— Вы так сильно удивлены, увидев меня здесь, Карлос? — Мануэлла ловко соскочила с коня и подала руку де Оланете.
В ее взгляде было что-то такое, что Лючия опять ощутила укол ревности. Саенз, как всегда, была просто восхитительна — восхитительна так, как может быть хороша молодая красивая испанка, разгоряченная дорогой, с ослепительной улыбкой на лице.
— Где генерал? — деловито продолжала она. — Я привезла хорошие новости.
— Он здесь! — послышался голос стремительно слетающего вниз по ступеням Боливара. — Возможно, возможно ли, Мануэлла, что вижу вас снова? Я все это время думал только о вас, бредил вами, моя дорогая, и вдруг вы передо мной!
Лючия с удивлением смотрела на Боливара, слушала его возбужденную речь и не верила своим ушам, ведь она знала, что эту ночь он провел в обществе прекрасной La Gloriosa.
— Возможно, мой генерал, но я не одна. Со мной приехал сэр Джон Каннингхэм.
— Папа?!
Боливар и дон Карлос вопросительно смотрели на Мануэллу, не произнося ни слова.
— Я купила у него оружие, мой генерал, купила для вас. Я уже заплатила за него, и сейчас его выгружают на берег под присмотром сэра Джона.
— Это невозможно! — воскликнул Боливар. — Где вы нашли такую уйму денег?
Кажется, Саенз упивалась своим триумфом.
— За ваше оружие было уплачено испанским золотом!
— Но как? Каким образом?
Мануэлла торжествующе улыбнулась:
— Дайте мне чего-нибудь выпить, Симон. Думаю, я заслужила это, затем я расскажу вам подробно про эту покупку и о том, как счастлива видеть вас. — Голос звучал ласково, но испанское произношение придавало ее речи страстную интонацию.
Не успели они сесть за стол, который стоял в углу двора, как генерал, не в силах больше сдерживаться, воскликнул:
— Расскажите! Мануэлла, ради Бога, немедленно расскажите мне обо всем! — Боливар держал руку Саенз в своей руке, не выпуская ни на минуту.
Ее глаза светились от любви.
— Как только мисс Каннингхэм ушла от меня той ночью, я ни на минуту не могла заснуть. Я все размышляла, где найти деньги на покупку груза сэра Джона, и наконец придумала.
— И что же?
— Испанский казначей при бывшем президенте! Его дальнейшая судьба была неизвестна, но ведь не исключено, подумала я, что он до сих пор находится в какой-нибудь из китских тюрем. Мне пришлось обратиться к Сукре за помощью, и он быстро помог отыскать его. Оказалось, что казначей жив и действительно находится в заключении.
— И вы были уверены, что он вам захочет помочь? Кроме того, не забывайте, что это бывший испанский казначей, бывший. Откуда у него деньги? — заинтересованно спросил дон Карлос.
— Я исходила из того, что еще не было такого испанского правительства, которое не держало бы тайный резерв на случай внезапного возвращения домой президента и кабинета министров. Эта мысль должна была прийти мне в голову и раньше — ведь в казне президентского дворца находилась только четверть всех денег, и то хранились они там для отвода глаз.