Они ехали молча, каждый был погружен в свои мысли. Трейси сосредоточила внимание на своем бедном теле, в котором каждая косточка молила о пощаде.
— Мэтт, — наконец спросила она, — ты уверен, что мы едем в нужном направлении? Вообще-то глупый вопрос. Ты же живешь здесь. Неужели мы так далеко заехали?
— Да.
— Мы уже подъезжаем?
— Нет.
— Ты видишь, что я уже начинаю обгорать?
— Да.
— Черт побери, Мэтт, ты опять собираешься говорить только да и нет?
— О?!
— О Боже, ну и стручок же ты.
— Стручок? — от изумления брови Мэтта поползли вверх. — Еще одно из твоих грязных словечек. И к какой части тела относится это слово?
— Нет, на самом деле ты не стручок. Эти похожи на пивные кружки, маленькие, слабенькие и худенькие мужичонки в костюмах в полоску. Отвергаю это слово. Ты дубина. Это тебе больше подходит.
— Не стоит обзывать людей, которые сильнее и больше тебя, Трейси. Они могут превратить тебя в отбивную.
— Кто это сказал?
— Это часть ковбойского кодекса, — глухим и хриплым голосом объяснил Мэтт.
— До сих пор твой ковбойский кодекс доставляет мне только массу неприятностей.
— Неправда. То, что случилось в той рощице, было просто прекрасно. Да, было замечательно. Я думаю, что мы неплохо пообщались.
— На словах или…
— И так, и по другому. Ты же не будешь отрицать, что наши тела так же прекрасно подходят друг другу, как две части картинки-головоломки. Разве твоя грудь не отвечала на мои прикосновения? И потом, твои губы… Сладкие, мягкие, чувственные губы, которые…
— Мэтт, ради всего святого!
— Я болтаю только для того, чтобы ты отвлеклась и не думала о своем разбитом теле. Я просто хочу тебе помочь, — Мэтт улыбнулся.
— Если ты это называешь болтовней, то что тогда в твоем понимании разговоры на интимные темы? Мальчик, уже становится очень жарко.
— Ранчо вон за тем холмом. Представь себе ванну, полную прохладной воды. Тебе сразу станет легче.
— Я представила. А что ты собираешься делать?
— Найти своих работников и помочь им загнать скот в загон.
— Мэтт… Я действительно ценю то, что ты сделал для меня, нашел время для этой поездки. Я сделаю все, от меня зависящее, чтобы не мешать тебе и только наблюдать из тени деревьев за всем, что происходит на ферме. Я думаю, что Боб до конца не осознал, какое бремя он возложил на ваши плечи, иначе он никогда не прислал бы меня.
— А ты все еще жалеешь, что приехала сюда? — тихо спросил Мэтт.
Трейси немного помолчала и задумчиво проговорила:
— Нет.
— Почему?
— Боже мой, Мэтт, ты действительно хочешь, чтобы я сказала? Я рада, что я здесь, потому что ты очень отличаешься от тех мужчин, с которыми я встречалась, ты порождаешь во мне такие чувства, о которых я даже не подозревала. О Боже, неужели я все это могу высказать вслух? Это все проклятая жара! Она опять начинает действовать на меня. Она абсолютно размягчает мозги.
Мэтт засмеялся.
— Можешь быть уверена, мне это понравилось. У нас на этот счет будет серьезная дискуссия попозже.
— Да?
— Конечно, мадам, — сказал Мэтт, надвинув шляпу на лоб и постукивая себя по макушке.
— Как хочешь, — сказала Трейси, пожимая плечами и чувствуя, что не может сдержать улыбку.
Винди встретил всадников широкой улыбкой и аплодисментами в адрес Трейси. Мэтт опустил ее на землю, и Трейси издала при этом слабый стон, так как едва держалась на ногах.
— Ты дойдешь до дома? — спросил Мэтт.
— Конечно. Увидимся позже, — сказала Трейси, помахав ему рукой в воздухе. С огромными усилиями передвигая ноги, она направилась к дому.
— Что вы делали? — спросила Элси, когда Трейси буквально ввалилась в комнату.
— Катались на лошадях.
— Бог мой, ты буквально ни жива ни мертва.
— Нет! Я мертва.
— Бедняжка! Иди в ванну и полежи в горячей-прегорячей воде. Меня никто бы не заставил сесть на этих животных. Ты заметила, как ужасно они пахнут?
— Да, это привлекло мое внимание, — сказала Трейси, выходя из кухни. — О Боже мой, я умираю.
И в довершение ко всему Трейси обнаружила, что ее нос и щеки обгорели, отчего ее лицо разделилось на нижнюю красную и обгорелую часть и белый незагорелый лоб. Она стянула с себя одежду и погрузилась в кипяток, издавая громкие стоны. Она сидела, не двигаясь, пока вода не остыла, потом встала под душ и намылила волосы. Затем, завернувшись в полотенце, она прошмыгнула в спальню, бросилась на кровать и тут же провалилась в глубокий сон.