Я хлопотала вокруг Маттео, смывая кровь. С одного зуба откололся кусочек эмали, верхняя губа была рассечена на месте старого детского шрама, нежная кожа вокруг глаза побагровела. Я осторожно расспрашивала мужа, из-за чего случилась драка, но Маттео был слишком взволнован, чтобы отвечать. Я решила, что он, скорее всего, увидел, как в покои герцога тащат очередную женщину, и попытался ее защитить. Хотя, прослужив у герцога столько лет, Маттео должен был понимать тщетность подобной затеи.
Той ночью мы не разговаривали. Я помогла ему раздеться и откинула с постели покрывало, однако он так и не лег. Работать муж тоже не стал, просто сидел за столом и смотрел на панель, под которой помещался тайник.
За полночь я проснулась и увидела, что лампа до сих пор горит, а Маттео так и сидит на стуле. Глаза его — один из них совершенно заплыл и превратился в бордовый синяк — были закрыты, а на лице отражалась если не радость, то как минимум умиротворение.
— Чего ты сидишь? — осторожно спросила я.
Он сделал глубокий вдох, затем выдохнул и, чуть вздрогнув, пояснил:
— Пытаюсь понять, как именно обстоят дела.
Его голос был каким-то неуместно жизнерадостным. Я босиком подошла к столу и задула лампу, а затем увлекла Маттео в постель. Он заснул, обнимая меня за плечо. Больше мы не вспоминали о том случае, но я наблюдала, как день за днем опухоль на верхней губе спадает — только старый шрам стал немного заметнее.
Несколько месяцев нашего брака пролетели незаметно. Прошел июль, начался август. На всех праздниках и свадьбах мы с Маттео сидели рядом, танцевали друг с другом, сияя счастьем, как и полагается молодоженам. Мы заливались краской, если кто-нибудь отпускал в наш адрес не вполне пристойную шутку, пожимали плечами и улыбались в ответ на вопрос, когда же ожидать появления первенца.
Я начала влюбляться в Маттео, хотя и не собиралась. Я даже не думала, что кто-нибудь может быть таким же добрым, как наша Бона, столь же деликатным, способным ставить нужды ближнего превыше своих. В возникшем чувстве был повинен Маттео. Я не полюбила бы его так сильно, если бы он не смотрел на меня с неподдельной симпатией. К тому же, наблюдая за ним изо дня в день, я убедилась, что он вовсе не предпочитает мужчин женщинам.
Почему же, в таком случае, муж старательно избегает моих объятий?
К концу августа я начала понемногу выказывать ему свою привязанность. Когда весь двор праздновал на природе приход осени, я взяла Маттео за руку и повела к пруду, находящемуся в дальнем конце охотничьего парка герцога. Полная луна отражалась в темной недвижной воде. Я обратила его внимание на звезды, сверкающие алмазами, показала одно созвездие, а потом рассказала Маттео то, о чем не говорила никому. Я почему-то знала, что он меня поймет.
— Видишь те звезды и завитки облаков рядом с ними? — Я указала на небо. — Вместе они образуют перевернутую четверку.
Маттео заметил это и внимательно посмотрел на меня.
— Верно.
— Это человек, видишь? Он висит вверх ногами, одна из них согнута, отчего получается цифра «четыре».
— Повешенный, — прошептал он.
Я не поняла, что означает его тон, но согласилась, отдаваясь на волю воображения:
— Можно сказать и так. Если кто-нибудь привяжет ему к ноге веревку, то он, наверное, повиснет вниз головой и согнет другую ногу в колене. Маттео, этот человек — ты.
Я поглядела на мужа, чтобы увидеть его реакцию. Я думала, он засмеется, решит, что это просто шутка, но Маттео смотрел на меня с тем же вниманием, с каким изучал шифровальные таблицы.
— Что это значит? — спросил он.
Я снова взглянула на Повешенного, и меня вдруг охватил страх. Теперь обязательно случится что-то плохое, но оно породит что-то очень хорошее. Такое, что непременно понравится Маттео.
— Грядут перемены, — ответила я уверенно.
Мне не хватило духу сказать вслух, что за них придется дорого заплатить. Ночь была теплая, но, когда я заговорила, поднялся ветерок.
Маттео чуть заметно задрожал, однако тут же взял себя в руки и спросил:
— Дея, как часто ты видишь подобные… знаки?
— Они повсюду, — ответила я, приободрившись оттого, что он не поднял меня на смех. — Просто я замечаю их чаще других. — Меня все-таки терзали сомнения. — Бона сказала бы, что это от дьявола.
— Она тоже иногда ошибается, — ответил он, кажется не успев сдержаться, и тут же спросил: — Ты рассказывала об этом кому-нибудь еще?