Я развернулась к Боне, но герцогиня слабо покачала головой и нежно произнесла:
— Эти карты — настоящее произведение искусства. Я всегда буду дорожить ими, как и самой дружбой с Лоренцо Великолепным, но лучше подожду, пока Господь откроет мне мое будущее в должное время.
Галеаццо нахмурился, прищелкнул языком и заявил:
— Нечего портить нам веселье!
Он уже начинал злиться и мог бы обрушить на жену все громы и молнии, если бы не вмешалась Катерина:
— Тогда моя очередь! Я хочу выбрать карту!
Лоренцо с живостью заметил:
— Похоже, ваша светлость, эта юная дама не склонна к смиренному ожиданию.
Герцог вздохнул, сдаваясь, и жестом велел мне дать карту его нетерпеливой дочери. Я положила ее на стол и подтолкнула к ней. Вместо того чтобы подождать со всеми остальными, Катерина протянула руку и сразу перевернула карту.
Поглядев на нее, она сердито надулась и сказала:
— Но это всего лишь Дурак! Хочу другую карту!
Лоренцо перевел взгляд на меня, затем тихонько произнес:
— Эта карта, мадонна Катерина, может означать много хорошего. Не стоит отказываться от нее.
Я посмотрела на Дурака. Его взгляд показался мне бесстрашным и простодушным, а поза — беспечной. Он был готов запросто, словно дитя, пуститься в долгое и полное опасностей путешествие, не ведая, какие испытания ждут его впереди. Дурак запросто мог развернуться, направиться к безмятежным горам, возвышавшимся у него за спиной, и подняться на самый высокий пик. Но с тем же успехом он мог сделать шаг вперед и провалиться в темное ущелье, жадно раззявившее пасть.
— Тебя ждет долгое путешествие, — сказала я Катерине, которая перегнулась через Бону, чтобы лучше видеть и слышать меня.
Пылая от волнения, девочка уперлась в стол локтем и положила подбородок на ладонь. Золотистые локоны, обрамлявшие ее лицо, играли в пламени свечей.
— Самое важное в твоей жизни, — продолжала я. — Будь бдительна, как следует обдумывай каждый шаг, иначе не миновать опасности.
Катерина успокоилась и села на место. Чувствуя на себе взгляд Лоренцо, я не стала дожидаться его просьбы, вытащила карту для себя и отложила ее в сторонку.
Галеаццо был заинтригован и снова улыбался.
— Теперь пойдем в обратном порядке. Сначала ее карта. — Он указал на меня. — Затем ваша, Лоренцо, потом Чикко и под конец я.
Я перевернула свою карту и впилась взглядом в картинку, пропустив мимо ушей потрясенное восклицание Боны.
На картинке передо мной была женщина в длинном, расшитом золотом одеянии с капюшоном. Она сидела на троне. На ней был монашеский белый плат, поверх которого красовалась безошибочно узнаваемая папская тиара. В одной руке женщина сжимала священную книгу, а в другой — посох, увенчанный большим золотым крестом.
Папа женского пола, Папесса, скандальный персонаж, однако я нисколько не смутилась, доверилась ей с той же безоговорочной готовностью, с какой и Лоренцо. Я вглядывалась в пейзаж вокруг Папессы, пытаясь понять, где мы встретимся с нею. Вдалеке позади нее раскинулся зеленый, ухоженный сад.
Наверное, я смотрела довольно долго, потому что очнулась от резкой боли в ноге — Катерина пнула меня под столом.
— Это… — начала я, отчаянно подыскивая слово, которое не оскорбит Бону.
Папесса была под запретом, как и Жрица.
Наконец я нашлась:
— Аббатиса. Она дает мудрые советы, наставляет на духовный путь.
Карта Лоренцо оказалась мужским вариантом моей: седовласый, бородатый мужчина в папской тиаре с крестом на посохе. Но она, к несчастью, оказалась перевернутой вверх ногами, отчего я испугалась.
Приветливое лицо Лоренцо посуровело, он взглянул на карту и произнес:
— Папа в такой вот перевернутой позиции.
Я тоже посмотрела на карту, перед моим мысленным взором промелькнули тысячи образов. Их было слишком много, чтобы перечислять все. Старик, охваченный жаждой мести, рыдает над мертвым сыном. Дым благовоний, сверкающий клинок, брызги крови. Странно знакомый вздыхающий голос. Лоренцо!.. Должно быть, я не сумела скрыть страх, потому что, когда снова подняла голову, женщины смотрели на меня широко раскрытыми глазами, а Галеаццо сидел молча, хотя и хмурился.
Я попыталась облечь увиденное в слова:
— Карта говорит о мести, скорби и ужасном предательстве. Вы должны поостеречься, иначе прольется кровь.