4 
Прошло немало времени, с тех пор как Энни была на острове в последний раз. Раньше дорога заканчивалась развилкой. В одну сторону вела тропинка к коттеджу, в другую – к Харп-Хаусу. Но что, если Энни ее не заметила и прошла мимо? За минувшие годы многое могло измениться.
Она пошатнулась и рухнула на колени. Ключи выскользнули у нее из пальцев, фонарик погас. Энни вцепилась в чемодан, ища опоры. Она продрогла до костей. Легкие горели огнем. Хватая ртом воздух, она принялась лихорадочно шарить рукой в снегу. Если фонарик не найдется…
Пальцы онемели от холода, и Энни едва не упустила брелок. Когда наконец она сжала его в руке и включила, то увидела кучку деревьев, которая всегда стояла вблизи развилки. Луч скользнул вправо, высветив большую гранитную глыбу, здесь дорога разветвлялась надвое. Энни заставила себя встать на ноги, подняла чемоданы и, спотыкаясь, побрела сквозь снежные заносы.
Облегчение, охватившее ее, когда удалось отыскать развилку, вскоре улетучилось. За многие столетия суровые бури оголили побережье, выстояли лишь самые могучие и крепкие ели. На мерзлой открытой равнине свирепый ветер с океана обрушился на Энни, норовя вырвать из рук чемоданы, трепля их, как паруса. Каким-то чудом ей удалось не выпустить драгоценную ношу, повернувшись к ветру спиной. Увязая в снегу, еле таща чемоданы с куклами, она ковыляла по высоким сугробам, хотя больше всего ей хотелось лечь и уснуть, покориться холоду, признав себя побежденной.
Она так низко склонилась, защищаясь от ветра, что едва не прошла мимо дома. Энни заметила Мунрейкер-Коттедж, лишь когда задела чемоданом облепленную снегом стену.
Маленький домик, сложенный из серого камня, под толщей снега казался бесформенной белой глыбой. Ни расчищенной дорожки, ни приветливо горящих окон. Когда Энни видела дом в последний раз, дверь была клюквенно-красной, теперь ее покрасили в холодный иссиня-фиолетовый цвет. Под окном, занесенные снегом, лежали старые деревянные ловушки для омаров – напоминание о происхождении домика, служившего когда-то рыбацкой хижиной.
Энни кое-как доплелась до крыльца, опустила чемоданы на землю, поискала в кармане ключи и только тогда вспомнила, что островитяне редко запирали двери.
Дверь распахнулась, стоило потянуть за ручку. Энни с трудом втащила внутрь чемоданы и, из последних сил сражаясь с ветром, закрыла дверь. В груди у нее хрипело. Вконец истерзанная, она опустилась на чемодан, шумно, со всхлипами хватая ртом воздух.
Чуть отдышавшись, она почувствовала затхлый запах заледенелой комнаты. Прикрыв нос рукавом, Энни нашарила на стене выключатель. Кнопка щелкнула, но ничего не произошло. Или смотритель не получил ее имейл с просьбой включить генератор и затопить маленькую печурку, или оставил письмо без внимания. Онемевшие ноги и руки начали оттаивать, их пронзила пульсирующая боль. Энни сбросила покрытые снежной коркой перчатки на плетеный коврик возле двери, но не нашла в себе сил стряхнуть снег со спутанных волос. Джинсы намертво примерзли к ногам, стянуть их можно было, лишь сняв ботинки, а Энни так окоченела, что не могла даже думать об этом.
Но несмотря на смертельную усталость и отчаяние, она помнила, что должна достать кукол из задубевших на морозе чемоданов. Мама всегда держала возле двери разномастные светильники, Энни нащупала в темноте фонарь. До того как школам и библиотекам урезали финансирование, куклы приносили Энни более стабильный доход, нежели ее неудавшаяся актерская карьера или случайные подработки вроде выгуливания собак и раздачи напитков в закусочной «Кофе, кофе».
Трясясь от холода, она помянула про себя недобрым словом бессовестного смотрителя, который развлекался, катаясь верхом в бурю, вместо того чтобы заниматься своими прямыми обязанностями. Наверняка это Шоу проскакал на лошади у подножия холма. Кто же еще? Зимой эта часть острова оставалась необитаемой. Расстегнув молнии на чемоданах, Энни достала все пять кукол. Затем разложила их на диване, не снимая защитных пластиковых чехлов, и с фонарем в руке проковыляла по холодному как лед дощатому полу в глубину дома.
Внутри Мунрейкер-Коттедж нисколько не напоминал традиционную для Новой Англии рыбацкую хижину. На всем – от наводящей ужас чаши из черепа какого-то мелкого зверька до вычурного золоченого комода в стиле Людовика XIV, на котором мать Энни вывела надпись «Забей болт» черной краской из баллончика – лежала печать эксцентричности, свойственной Марии. Энни предпочитала более уютную атмосферу в доме, но в лучшие дни ее матери, когда та задавала тон в мире моды, вдохновляла известных модельеров и служила музой целому поколению молодых художников, этот коттедж, как и квартира Марии в Манхэттене, не сходил со страниц самых престижных журналов, посвященных дизайну и интерьеру.
4 
