— Почему?.. — как попугай, вновь повторила она.
— Снова — почему? Мак, я не хотел в тебя влюбляться. Но ты… Ты самая эмоциональная, яростная, упрямая… — Джонас буквально захлебывался словами.
— Не могли бы мы вернуться к фразе о… любви? — Ее сердце стучало так громко, что он мог слышать его биение.
— Обворожительная, теплая, волнующая и самая прекрасная женщина из всех, кого я когда-либо встречал! Как можно было не полюбить тебя? — Джонас взял ее за руки и заглянул ей в глаза, а Мак показалось, что в самую ее душу…
Ее знобило и бросало в жар одновременно.
— Ты действительно… меня… любишь? — запинаясь, прошептала она.
— Боюсь, все еще хуже, — склонил голову Джонас. — За эти две недели я понял, что хочу с тобой очень многого: любви, брака, детей. Хочу быть твоим первым и единственным любовником. Хочу всю оставшуюся жизнь, просыпаясь, видеть тебя рядом. И больше всего хочу быть мужчиной, которого ты заслуживаешь, которого ты сможешь любить. Ты предоставишь мне шанс доказать, что я могу быть этим мужчиной?
Бог мой! Джонас любит ее, хочет жениться и даже… завести детей! У Мак закружилась голова.
— Ты хорошо все обдумал? Уверен? — покачала она головой, все еще толком не осознавая, что он сказал. — Потому что брак и дети значат для меня слишком много…
— На меньшее я и не согласен! — Джонас уже не знал, как убедить ее. — Мак, ты неправильно поняла мою идею с этими строительными планами. Первый план не затрагивает твой дом, а второй предполагает совершенно другое его расположение… В обоих случаях я вовсе не имел в виду снос твоей студии!
— Покажи! — потребовала она.
Джонас развернул второй план:
— Видишь? Вот эта стена вся будет из стекла, как потолок в той комнате. Это копия твоей студии, — быстро объяснял он, торопясь, чтобы разочарование от непонимания вновь не накрыло Мак с головой. — И еще… Я ездил к своим родителям, потому что люблю тебя. Потому что ты была права в том, что нужно разрешить эту ситуацию, распрощаться с призраками прошлого. — В горле у него пересохло, и он с трудом сглотнул. — Ты моя жизнь, Мак. Я прошу дать мне шанс доказать свои чувства. Я люблю тебя, безумно люблю и буду любить всегда. Что ты нужна мне такая, какая есть, даже одетая в свою вычурную одежду! — решительно закончил Джонас и замер, замолчав, ожидая своей участи, как преступник — приговора суда.
— И ты разрешишь мне ходить в том, к чему я привыкла? И не надо будет надевать все эти вечерние платья и туфли на шпильках? — поддела она его — то ли всерьез, то ли в шутку, Джонас так и не понял, да это было теперь и не важно.
А для Мак его последние слова значили больше, чем самое романтичное признание в любви. Он действительно ее любил!
— Насколько я понял, ты готова провести всю жизнь в том комбинезоне? — Джонас улыбнулся. — Дай мне шанс, милая моя… Клянусь, ты никогда об этом не пожалеешь!
— О, Джонас… — то ли пропела, то ли простонала Мак.
Он в тревоге не сводил с нее глаз:
— Что это значит? Это «нет, спасибо»? Или «дай мне подумать»?
— Это значит, что я очень тебя люблю! — просто сказала Мак.
— Ты меня любишь?! — Джонас выглядел потрясенным.
— Представь себе. Причем настолько, что мне безразлично, где жить и в чем ходить. Главное, чтобы ты был рядом, — произнесла Мак. — Я люблю тебя настолько, что и для меня эти две недели стали сущим адом! Я люблю тебя, Джонас Бьюкенен!
— Достаточно сильно, чтобы выйти за меня? — подхватил он.
— Достаточно, чтобы провести с тобой остаток моих дней, — добавила Мак радостно.
Несколько минут он пристально смотрел на эту хрупкую, маленькую женщину, и у него не было сил оторвать от нее влюбленный взгляд. Наконец, прижав Мак к себе, Джонас уткнулся в ее волосы, с наслаждением вдыхая их цветочный запах.
— Не верю, что отпустил тебя две недели назад… — шепотом признался он. — Знаешь, я думал, что все кончено…
— Поцелуй меня! — потребовала Мак.
— Я буду любить и целовать тебя всегда, — пообещал он, жадно впившись пересохшими губами в ее губы.
Такая жизнь вполне устраивала маленькую художницу…