Особенно,... 
17 
– Насколько я понимаю – мисс Делани активный пропагандист операций по пересадке органов.
– Она призывает к сознательному донорству и часто навещает пациентов, которые ждут своей очереди на пересадку органов. Когда они падают духом, она подбадривает их, советует не терять надежды. Они смотрят на нее как на ангела. – Доктор Спайсер улыбнулся. – Увы, они не знают ее так хорошо, как я. У нее бурный темперамент, что свойственно рыжеволосым женщинам.
– Но, несмотря на ее темперамент, вы по-прежнему ее преданный обожатель.
– Именно. Вообще-то мы скоро собираемся пожениться.
Это заявление не совсем соответствовало истине. Это он был не прочь жениться на Кэт. Она же продолжала увиливать от прямого ответа на его предложение. Дин не раз умолял ее перебраться к нему в дом на Беверли-Хиллз, она же продолжала обитать в своем бунгало в Малибу. По ее словам, океан обладал удивительными терапевтическими свойствами, благотворно влияя на ее физическое и душевное здоровье. «Я обретаю силу от одного только взгляда на его ширь». Кэт также утверждала, что независимость крайне важна для ее здоровья.
Независимость была хлипким предлогом не связывать себя узами брака. Дин, разумеется, не станет приковывать ее кандалами к кухонной плите после того, как она станет его женой. Более того, он требовал, чтобы она продолжала свою телевизионную карьеру. Менее всего на свете он желал превратить ее в обычную домохозяйку.
В некотором смысле они нашли друг друга. Их не преследовали призраки прошлых любовных увлечений. Окончательно восстановившись после операции, Кэт с радостью обнаружила, что они с Дином идеальные сексуальные партнеры. Каждый был самостоятелен в финансовом плане – оба имели примерно одинаковый уровень доходов. Дин не видел причин, почему она постоянно отвергала его предложение.
Раньше он терпеливо уступал ее прихотям, но теперь, когда в ее груди бьется новое сердце, а ее звездный статус в «Коридорах» утвердился окончательно, он непременно нажмет на нее, чтобы добиться согласия на их брак.
Дин поклялся, что не сдастся до тех пор, пока Кэт Делани не станет его женой.
– Тогда поздравления вполне уместны, – улыбнулся Вебстер и поднял бокал с шампанским.
Дин ответно улыбнулся ему, и они чокнулись бокалами.
Слушая вполуха преувеличенно восторженные слова представителя рекламного отдела о ее несравненном мужестве – в лице Кэт Делани он первый раз держал за руку человека, перенесшего пересадку сердца, – она оглянулась через плечо и увидела, что Дин вот уже несколько минут разговаривает с солидного вида мужчиной. Она не знала, кто он такой, и в ней проснулось любопытство.
– Спасибо вам за открытки, которые вы присылали мне в больницу. – Кэт потихоньку высвободила руку из рукопожатия своего собеседника. – А сейчас прошу извинить меня. Я заметила старого друга, которого давно не видела.
С легкостью опытного дипломата Кэт принялась прокладывать себе путь в толпе. Несколько человек попытались втянуть ее в разговор, однако с каждым она задержалась лишь на мгновение – обменяться любезностями и ответить на поздравления и комплименты.
Поскольку до операции Кэт выглядела не лучшим образом, ей казалось, что ее сегодняшнее высокомерие вполне оправданно: этим вечером она выглядела просто потрясающе. Волосам вернулся прежний блеск, хотя они и потемнели от стероидов, которые ей пришлось принимать сразу после операции. Сегодня она уложила их в мягкий, как бы небрежный узел.
Ее глаза, которые журналисты называли «синими, как лазерный луч», благодаря искусно наложенной косметике казались огромными. Кожа была здоровой и гладкой. Общий эффект усиливало обтягивающее черное мини-платье в блестках, оставлявшее голыми руки и спину.
Конечно же, платье имело высокое горло, которое застегивалось сзади на шее. Кэт решила, что ей незачем демонстрировать свою «молнию», шрам, протянувшийся вертикально, от впадины между ключицами до центра грудины, где разделялись ребра. Каждая вещь ее гардероба выбиралась специально, чтобы скрыть операционный шрам. Дин настойчиво уверял ее, что шрам почти не виден и с каждым днем становится все незаметнее, но Кэт по-прежнему отчетливо его видела.
Впрочем, она понимала: след от операции – незначительная цена за новое сердце. И то, что она его стесняется, – не более чем пережиток прошлого, «привет» из далекого детства, когда ее за живое задевали насмешки одноклассников. Болезнь сделала ее предметом нездорового любопытства, как и сейчас, когда ей пересадили новое сердце. Ей же меньше всего хотелось вызывать к себе жалость. Именно это и ничто другое заставляло ее тщательно скрывать шрам.
17 
