Но... читается легко и любовь-морковь
51 
Закрываю глаза, прижимаясь щекой к горячей мужской ладони.
– Жень!.. – тихо зовет Алина.
– Не мешайте.
* * *
Пробуждение было приятным. Солнце светило в окно, заглянувший в комнату лучик грел мне щеку. С улицы доносился щебет. А рядом еле-еле слышно переговаривались Алина с Леоном. И тихонько стучала деревянная ложка о глиняную миску.
Сообразив, что все это мне не снится, я открыла глаза.
Леон сидел, облокотившись о подложенные под спину подушки, в широкой теплой кофте, накинутой на плечи, до пояса прикрытый одеялом. Повязка пересекала грудь и накрывала плечо. Он благодарно улыбнулся и прошептал:
– Спасибо.
– Ой, Женечка, ты проснулась! – Алина тоже улыбалась, устало и вяло, видно было, что не спала всю ночь. – Как себя чувствуешь? Там еда на столе… Арис приготовил.
– Все в порядке, – я приподнялась, свесила ноги с кровати. – Алин, ты ведь не спала? Ложись пока.
– Ничего-ничего, я посижу.
– Радость моя, кто из нас больной, а?
Подруга собралась возразить, но тут же расчихалась. А потом схватила пучок какой-то травки, обнаружившийся на столе, и стала махать им перед своим лицом.
– Это Марфа принесла, – объяснила она. – Дезинфекция.
Глава 2. За живою водой
Леон так и остался у нас, только мы его разместили в горнице, на тахте, принесенной Арисом из дома. Сын воеводы приходил в себя медленно, едва мог вставать и до уборной шел, шатаясь, держась за стенку, изредка разрешая мне или Арису его провести. Расспросить его мы с Алиной не решались, Горыныч тоже не торопил, понимая, что срочные вести сын воеводы не стал бы держать при себе. На третий день после обеда Леон, сидя на своей тахте, сам вдруг сказал:
– Раславы больше нет. Все, как ты говорил, Арис.
– Как – нет? – переспросила я.
– Нет. Руины. Пепелища, – он нахмурил брови, заглядывая в полупустую кружку. – Бродяги какие-то поселились, кто смог пройти караул. И все.
Он помолчал, но видя, что все ждут продолжения рассказа, вновь заговорил:
– Мне удалось попасть в город, пока Максим отвлек стражу. Нашел тайник, оружие… И тех, кого превратили в камень. Они так и стоят на площади. Среди развалин.
– А разве Максим не смог их расколдовать? – удивилась Алина.
Леон покачал головой.
– Он не смог к ним пробраться. И… мне тоже пришлось уйти. Мы поспрашивали в Ручейном. Люди видели, как церковники вывезли из города закрытый фургон. Нам указали дорогу. Оказалось, фургон ехал в Свято-Георгиевскую обитель. Они остановились на постоялом дворе, в Васильковом. Сын хозяина игрался с приятелями недалеко от повозки, им стало любопытно, что внутри. Проковыряли щель между досок… – Леон покрутил кружку в руках, вздохнул. – Мальчишки все как один клянутся, что видели в фургоне каменного человека.
Я словно ожидала чего-то подобного, и потому не удивилась.
– О, Господи! – выдохнула Алина, а Арис хмуро потребовал:
– Дальше.
– Дальше мы решили ехать в обитель. Сначала нашли колдуна, который смог изменить нам внешность. Обещал, что хватит на неделю. Но… только мы прошли под воротами монастыря, колдовство рассеялось.
Объяснить этакое чудо мне оказалось просто:
– Им, наверное, кто-то из наших с воротами помог.
– Наверное, – согласился Леон.
– А может, кое-кто подгадал минутку и чары снял, – подал голос Горыныч, явно намекая на Макса.
– Вряд ли, – возразил сын воеводы. – Ему тоже досталось. Мы оба едва вырвались. Но кое в чем ты прав, Арис. Нас словно ждали. Мы с Максимом несколько дней в окрестностях прятались, людей спрашивали. Фургон видели, говорят, заехал в те самые ворота. Одна старушка рассказала, что его ночью на заднем дворе разгружали, что-то большое и тяжелое там было. Но что именно – не разглядела, а после ее сын позвал, и что дальше произошло – она не знает.
– Значит, ты так и не увидел отца? – тихонько спросила я.
Он покачал головой.
– Нам пришлось уйти оттуда. Была погоня, Максима ранили. Я помог ему спрятаться и отвлек. А у развилки, что возле Павловска, меня поджидали. Понять не могу, как узнали. Вроде не по прямой дороге ехал… Застали врасплох, – он нахмурился. Допил остывшее молоко и отставил кружку на край тахты. – Знаешь, Арис, я долго думал над тем, что ты говорил мне тогда, в лесу, ночью. Помнишь? Нам, и правда, больше не к кому обратиться за помощью. Но… я уже не застал того времени, когда старейшины общались с лешими и водяными. Помню, что с ними боролись – то церковники, то сами крестьяне, а позже – и колдуны. Потому что леший детей таскал, водяной рыбу в сеть не пускал, русалки… – он усмехнулся, – сам знаешь. И я совершенно не представляю, как с ними можно договориться.
51 
