66 
Нужно что-то придумать. Думай, голова, думай.
– Может, что-то в школе? – предположила бабуля. Опасно. Сейчас они неминуемо вспомнят о Диме Грачеве, и тогда Варварины слезы затопят квартиру. И все станет ясно. Я бросилась к Варе, присела на корточки, приложила ладонь к ее лбу.
– Ох ты ж, блин! – воскликнула я. – Как же ты умудрилась!
– Что такое? – заволновался Григорий. Тот же самый вопрос застыл и в Вариных глазах. Я пристально посмотрела на нее и с выражением, отчетливо выговаривая каждое слово, сказала:
– Да у нее же жар! Наверное, вирус! Алевтина Ильинична, сделайте-ка быстро холодную мокрую повязку.
– Думаешь, температура? – Григорий подался вперед, чтобы собственноручно измерить мокрый от слез, но совершенно нормальной температуры лоб дочери.
– Не то слово, – возопила я. – Дай мне записную книжку, я доктора вызову.
– Думаешь, нужно вызвать врача? Где ж ты подцепила-то это? В школе? – покачал головой он. Еще секунда, и он все же положил бы ладонь ей на лоб, но тут пришла помощь с другой стороны. Бабуля влетела со смоченным полотенцем в руках, и я ловким движением руки взгромоздила его Варваре на лоб. Теперь, как ни крути, приходилось верить мне на слово. Тем более что и Варя уловила суть игры и принялась вовсю стонать и жаловаться на головную боль.
– Знаешь что, – заявила я, протирая раскрасневшееся «от жара» лицо краешком полотенца. – И правда, поезжай-ка на работу сам, я дождусь врача. Мало ли что.
– Наверно, да. Я могу тоже задержаться. Варя, у тебя где болит? – теперь, когда Гриша видел, что его доченька стонет от боли, он, естественно, по-настоящему заволновался. Перебор.
– Только голова, – простонала она.
– Я сейчас дам таблетку, – подпрыгнула я. Бабуля побежала за водой, а я за таблеткой. И только стоя рядом с аптечкой, я неожиданно задумалась о том, что таблетку-то я ей дать не могу. Ведь неизвестно, можно ли эти таблетки беременным. И вообще, столько вопросов. Я оглядела всю свою аптечку, порылась в упаковках и извлекла на свет божий остатки копеечного препарата с витамином «С», который мы давали Варваре в качестве профилактики. То, что надо. Любимый цвет, любимый размер.
– Ну что, полегче? – спросил Гриша, когда Варя с видимым усилием проглотила таблетку и откинулась обратно на подушку. Она бросила на меня короткий, полный вопросов взгляд, и я осторожно кивнула ей.
– Полегче, да, – заверила она отца. – Поезжай на работу, мама присмотрит за мной.
– Как же тебя угораздило? – спросил муж, имея в виду, конечно же, грипп или что уж там мы с ней придумаем, пока будем ждать врача. Но Варвара поняла его вопрос по-своему и, к искреннему изумлению бабули и отца, вдруг принялась рыдать с утроенной интенсивностью. Я сделала большие страшные глаза и принялась причитать, что, мол, это Гришка довел дочь. У нее, мол, температура, а он со своими вопросами. И вообще, если не хочет заразиться и мешаться под ногами, не пошел бы он… на работу. Варя немного успокоилась, а мы ушли в кухню, предварительно нанеся ей чаю с малиной и капель в нос, которые я ей прошептала не капать – кто его знает, мало ли что.
– Нет, только этого нам не хватало, – горячился Григорий, лопая Варин омлетик. – И так все эти тесты, ГИА, она заниматься должна. А это, похоже, что-то серьезное.
– Ох, да. Серьезное, – выдохнула я, отбивая эсэмэску Людмиле, чтобы на работе меня сегодня не ждали. Серьезнее некуда, блин. Отправив сообщение и получив полный возмущения и негодования ответ от подруги, явно не желавшей принимать деньги и выдавать их весь день в полном одиночестве, я позвонила в поликлинику.
Звонить в поликлинику – это было хорошо. Там было беспробудно занято, и я набирала и набирала номер, снова и снова, и можно было никому не смотреть в глаза и не отвечать ни на какие вопросы. Например, когда Гриша подошел ко мне и спросил, где, мать его, ключи от машины, я разговаривала с грубой, суровой женщиной из регистратуры. Это дало мне время подумать, как объяснить Григорию, что ключи от машины лежат не в сумке, а в моем зимнем коричневом пальто, которое я вообще-то уже два месяца как не ношу. Я подняла вверх указательный палец, приказывая Грише подождать.
– Да, температура. Мы не измеряли, но высокая. Тридцать восемь, точно. И жар. И сопли, – я тараторила, а сама потихонечку, бочком, бочком вышла в коридорчик, прошла мимо Алевтины Ильиничны и принялась рыться в сумке.
66 
