— Так все-таки моя тетя была права! — яростно выпалила она. — Ваш вызов к «умирающему» был всего лишь ловким трюком! Как вы посмели заставлять меня переживать, что якобы из-за моего лечения вы оказались на пороге смерти, в то время как вы были совершенно здоровы!
Его улыбка стала еще шире.
— Так вы беспокоились обо мне? — спросил он, скептически выгнув брови.
— Я беспокоилась… — Мэриан аж задохнулась от возмущения, — я беспокоилась, что ваш человек обвинит меня в том, что я убила его хозяина! Вот о чем я беспокоилась, вы… вы гнусный негодяй! — Мэриан почти кричала. — Какие причины заставили вас распространять такую отвратительную ложь? Или вы просто ненавидите цыган? Вам было так отвратительно то, что вас лечила цыганка?
Он оторвался от двери и прошел в комнату подобно тому, как идет в бой солдат, услышав сигнал тревоги, хотя она и заметила, что он чуть морщился, когда наступал на больную ногу.
— В действительности я всего лишь хотел поблагодарить вас, — холодно сказал он.
— Испортив мою репутацию целительницы… распространяя злонамеренные лживые слухи, чтобы жители города начали избегать меня? Что за странный способ благодарности?
Его глаза потемнели, теперь ей казалось, что они тускло мерцают, как холодный металл. Он решительно шагнул к ней.
— Уилл пытался разыскать вас, но никто не мог сказать ему, где вы живете. Ни один человек также не признался, что ему известно о вашем существовании. Оставался всего один возможный способ обнаружить вас. Я хотел заполучить вас сюда, чтобы выразить вам свою благодарность. Скажите мне только одно: разве в Лидгейте кто-то пытался вас обвинять? Или, может быть, кто-то стал хуже к вам относиться из-за моей уловки?
С ее губ уже готов был сорваться ответ, но она вовремя прикусила язык. Разве кто-то обвинял ее? Нет. Ее страхи были вызваны ее собственной тревогой и отчаянной, безнадежной ситуацией, в которой она находилась, а вовсе не чьими-то словами. Конечно, мистер Тиббет очень беспокоился, что она могла нечаянно навредить графу и таким образом вызвать к себе повышенный интерес со стороны солдат, но он определенно ни в чем не обвинял ее. Но все же у Мэриан было более чем достаточно оснований для страхов, и ее возмущало пренебрежительное, несерьезное отношение к ним графа.
— Да, никто в Лидгейте не обвинял меня… пока, — согласилась она, — но цыгане здесь всегда под подозрением, и ваша… ваша так называемая «уловка» могла дорого мне обойтись, я уверена.
Он нахмурился, и Мэриан невольно вспомнилась одна картина, где был изображен дьявол со злыми глазами, мстительным взглядом взирающий на Творца. Невольно задрожав, она плотнее закуталась в свой толстый широкий плащ, с некоторым запозданием осознав, насколько опасно оставаться наедине с этим человеком.
А он, казалось, не заметил ее движения, только придвинулся ближе, все еще закрывая ей выход.
— Я прошу у вас прощения за те неудобства, которые мог доставить вам своим обманом. Но можете ли вы винить человека, стремящегося всего лишь найти женщину, спасшую ему жизнь, чтобы снова предложить ей некоторого рода вознаграждение? — Поскольку Мэриан продолжала хранить молчание и стояла, чуть отвернув от него голову, Фолкхэм закончил уже более мягким тоном: — Если вы желаете, то можете добавить мои последние, несколько… э-э… необдуманные действия к моему долгу. И поверьте, я горю желанием рассчитаться с вами за этот долг.
Слова графа несколько успокоили ее. Правда, сердце все еще отчаянно колотилось от пережитого ею ужаса, когда она решила из слов Уильяма, что ее обвиняют в плохом лечении. Сначала она едва сдержалась, чтобы не наговорить обидных, оскорбительных слов в его адрес, ей хотелось высказать ему все, что она думала о его поступке, заставить его страдать так же, как она сама страдала по его вине, однако она не осмелилась. А теперь гнев прошел, и к ней вернулась обычная для нее осмотрительность. К чему было злить графа, которому ничего не стоило отдать приказ о ее аресте. Лучше уж держать свои колкости при себе.
— Можете считать, что вы заплатили все свои долги. Видеть вас в добром здравии и знать, что мои лекарства облегчили вам боль, — этого для меня уже вполне достаточно, чтобы чувствовать себя вознагражденной, — ответила она почти спокойно, тщетно пытаясь удержаться от язвительных ноток в голосе. — А теперь мне лучше уйти, прежде чем моя тетя не начала беспокоиться обо мне.