Конечно, Аламез не поддался чарам манящих флюидов. Приблизившись к растению на минимально безопасное расстояние, он остановился и, достав из ножен меч, стал прикидывать, какими должны быть траектория и сила броска, чтобы затупившееся в бою лезвие смогло бы перерубить на лету стебель между вторыми и третьими снизу стволовыми отростками. Именно туда махаканские караванщики обычно метились из арбалетов, чтобы обезвредить «МУ» перед тем, как к нему подойти и выжать ценную отраву. Точное попадание в ту область всегда гарантировало успех; оно перебивало продольные волокна, ответственные за выброс шипов.
Сложность задачи состояла в том, что у Дарка не было арбалета, да и попытка была лишь одна. Моррон сомневался, что справится, и даже хотел отказаться от затеи, поскольку в случае неудачи лишался меча, но неожиданно появившийся у него в голове глас Великого Горна мгновенно развеял все сомнения.
«Яд для тя что для тя ж припарка! – лениво проворчал сонный бас, а затем, сообразив, что намек оказался чересчур тонким и не был понят, изъяснился проще: – Ни один яд мертвяка не возьмет! Позудит, поноет, почешешься! Сдюжишь, коль нужно для дела, а времечка зазря не теряй!»
Когда всемогущий создатель, хоть и не твой лично, не просто снисходит до общения, а еще и утруждает себя разъяснениями, то колебаться просто грешно. Ни на секунду не усомнившись в правдивости божественного заверения, Дарк решительно шагнул вперед и тут же ощутил, как острые шипы, пронзая не только штаны, но и толстую кожу куртки, вонзаются в тело и выделяют яд. В следующий миг моррон с ужасом почувствовал, что обжигающая его изнутри отрава разносится по всему организму кровью. Мышцы стали твердеть и непроизвольно сокращаться. Вот-вот жжение в артериях и венах должно было достигнуть головы, но произошло невозможное – как будто горевшая кровь вдруг в буквальном смысле слова застыла в жилах, а боль с резью куда-то ушли, оставив после себя лишь два неприятных ощущения. Первым был зуд, хоть сильный, но вполне терпимый; а второе – невероятная липкость и влажность приклеившейся к одежде кожи. Немного приподняв вверх рукав форменной куртки, Аламез не без удивления обнаружил, что вся его рука была покрыта не только ярко-красными пятнами сыпи, но и какой-то желтовато-зеленоватой слизью, весьма напоминавшей гной. Как ни странно, но выделения устрашали его своим видом недолго. На открытом воздухе они за пару секунд испарились, а та вязкая влага, что была под одеждой, столь же быстро впиталась в подкладку куртки. Его тело, повинующееся совсем иным природным законам, чем иные живые организмы, приняло в себя сильную отраву, локализовало её, не дав добраться до мозга, и тут же вывело наружу через кожные поры.
На пару секунд Дарк почувствовал приятную эйфорию, ощутил себя почти неуязвимым божеством, но здравый смысл быстро урезонил разыгравшиеся эмоции, напомнив моррону об идущих за ним по пятам врагах и о здешнем зверье, которое, возможно, уже почувствовало приближение добычи, с ног до головы покрытой лакомым соусом из запекшейся крови. Не тратя времени на выдергивание глубоко засевших в теле шипов, общее число которых составляло четыре, а то и все пять десятков, моррон приблизился к уже беззащитному «убийце» и без всяких сожалений, что губит несказанную красоту, голыми руками сорвал с толстого стебля голову-бутон. Он специально не воспользовался мечом, чтобы насладиться кратким мигом победы, да и к тому же старался не разбрызгать остатки ценного яда, которого в стебле после залпа шипами осталось не столь уж и много.
Гномы не преувеличили, когда поведали моррону в шермдарнских степях, что яд диковинного растения практически мгновенно проникает в металл, причем чем выше качество стали, тем быстрее. На выщербленном лезвии меча капли яда исчезли мгновенно, а вот в слегка подточенные и частично избавленные от ржавчины гвозди впитались за три-четыре секунды.
Теперь Дарк вздохнул с облегчением, ведь он был готов ко встрече с любым противником. Отойдя от обезглавленного цветка, уже не источавшего притягательный аромат, моррон позволил себе ненадолго задержаться, чтобы вытащить шипы, впившиеся в ноги. Острые инородные предметы, глубоко проникшие в мышцы от пояса до колен, причиняли боль при малейшем движении. Она, конечно, была вполне терпимой, но необычайно раздражала Аламеза, точно так же, как не дает покоя крошечный камушек, залетевший в сапог. Избавиться от остальных, уже истративших весь яд колючек можно было и позже, ведь кожаная куртка шеварийского пехотинца оказалась достойной преградой на их пути и не позволила глубоко проникнуть в плоть.