28 
— Вашу миску?
— Ту, в которой я испекла лазанью. Надеюсь, вам она пришлась по вкусу.
Она, должно быть, имела в виду одно из тех угощений, что ждали нас по возвращении из адского Диснейленда. Съели мы, честно скажу, далеко не всё, а остатки упрятали в морозилку. Этих запеканок, лазаний и макарон хватило бы не на один заворот кишок.
Мне показалось бы наглостью просить вернуть посуду, в которой ты приносишь гостинец для больного человека.
— Давайте я поищу вашу миску, миссис Дамброски, а Шон ее потом занесет.
Она недовольно поджала губы.
— Ну что же. Думаю, с тунцовой запеканкой можно подождать.
На долю секунды я не без удовольствия представила, как повешу тебя на тощие ручонки миссис Дамброски, которая наверняка покачнется под твоим весом, а сама пойду в кухню, отыщу эту чертову лазанью и швырну ее старухе под ноги. Но вместо того я лишь улыбнулась.
— Спасибо за понимание. А сейчас мне пора укладывать Уиллоу, — сказала я и закрыла дверь.
— Я же не сплю днем, — сказала ты.
— Я знаю. Я просто хотела, чтобы она ушла, пока я ее не прикончила.
Корчась и извиваясь, я оттащила тебя в гостиную и усадила на диван, возведя у тебя за спиной башню из подушек. Подбирая с пола пижамные штаны, я заодно нажала на мерцающую кнопку автоответчика.
— Начнем с левой, — сказала я, натягивая широкий пояс на гипс.
«У вас одно новое сообщение».
Управившись с правой штаниной, я поправила резинку, чтобы не морщилась, и прислушалась к голосу на кассете.
«Мистер и миссис О’Киф, вас беспокоит Марин Гейтс из юридической фирмы Роберта Рамиреза. Мы бы хотели обсудить с вами некоторые вопросы».
— Мама! — захныкала ты, когда мои пальцы замерли у тебя на талии.
Я сжала лишнюю ткань пучком.
— Ага, почти готово, — рассеянно пробормотала я. Сердце у меня готово было выскочить из груди.
На этот раз Амелия была в школе, но Уиллоу все равно пришлось взять с собой. И на этот раз они подготовились к нашему приходу: рядом с кофейным автоматом стояли пакеты сока, а возле глянцевых журналов об архитектуре высилась стопка книжек с картинками. Секретарша повела нас уже не в конференц-зал, а в офис, переливавшийся сотнями оттенков белого: снежный паркет мореного дуба, нежно-кремовая обшивка стен, кипенные кожаные диваны. Ты обвела все это белоснежное великолепие изумленным взглядом. Это что, рай? А кто тогда этот Роберт Рамирез?
— Я так рассудил, что на диване Уиллоу будет удобней, — мягко сказал он. — И еще подумал, что мультик смотреть ей будет куда интересней, чем слушать, как взрослые болтают о скучных вещах.
Он указал на ДВД с мультфильмом «Рататуй» — твоим любимым, хотя он не мог об этом знать. Посмотрев его впервые, мы в тот же вечер закатили настоящий пир горой.
Марин Гейтс принесла портативный ДВД-плейер и пару щегольских наушников. Усадив тебя перед экраном, она лично воткнула трубочку в твою пачку сока.
— Мистер и миссис О’Киф, — продолжил Рамирез, — мы решили, что лучше будет не обсуждать это при Уиллоу, но тут же осознали, что присутствие вашей дочери необходимо ввиду ее физического состояния. Идею с ДВД выдвинула Марин. Она же последние две недели посвятила кропотливому исследованию вашей ситуации. Мы просмотрели вашу медицинскую документацию и дали ее на оценку экспертам. Вам знакомо имя Маркус Кавендиш?
Мы с Шоном переглянулись и синхронно помотали головами.
— Доктор Кавендиш — шотландец, один из ведущих мировых специалистов по остеопсатирозу. У него сложилось мнение, что ваш акушер-гинеколог допустила немало врачебных ошибок. Миссис О’Киф, вы, полагаю, помните, каким подозрительно светлым было ваше УЗИ на восемнадцатой неделе… А ваш гинеколог упустила этот момент. Она должна была определить, в каком состоянии находится плод, еще тогда, задолго до того, как ультразвук показал многочисленные переломы. И она обязана была предоставить вам эту информацию вовремя беременности… чтобы вы могли самостоятельно решить дальнейшую судьбу своего ребенка.
Голова у меня пошла кругом. Шона речь Рамиреза, похоже, тоже ошарашила.
— Погодите-ка… — пробормотал он. — О каком иске идет речь?
Рамирез боязливо покосился в твою сторону.
— В юридической практике это называется «ошибочное рождение».
— И что это, черт побери, значит?
Адвокат перевел взгляд на Марин Гейтс. Та смущенно прокашлялась.
28 
