Стоит на почве твердой, как гранит.
Иоганнес Бехер
Эрнст Тельман (1886–1944) был виднейшим деятелем германского рабочего движения, лидером немецких коммунистов. Правда, в решающий момент рабочая Германия не поддержала Тельмана, а поддержала Гитлера с более понятной и простой политической программой. Но Тельмана рабочие по-прежнему очень уважали. Тельман был арестован гестапо 3 марта 1933 года. Его не пытали, относились подчеркнуто уважительно, все-таки своя косточка — ариец. В 1933–1937 годы он находился в тюрьме Моабит, в 1937–1943 годы — в тюрьме Ганновера, в 1943–1944 годы — в тюрьме Бауцена. Многим непонятно, почему же ему дали прожить так долго, ему — яростному противнику режима, который в общем-то совершенно не считался с таинством человеческой жизни (хотя какой режим с нею считался?). Однако Тельман был честным и порядочным человеком, которого прекрасно знала вся, не только рабочая, а вся тихая, мирная обывательская Германия. Одно дело, когда вырежут соседскую семью Рабиновичей или каких-то там поляков отправят в газовую камеру.
А совсем другое дело, когда дело касается всеми уважаемого товарища Тельмана. В конце концов Германия держалась на пушках, танках и самолетах, которые были сделаны на немецких заводах талантливыми руками немецких рабочих. Кстати, эти руки подняли спустя некоторое время Германию из руин в считанные годы и сейчас делают «грюндиги» и «мерседесы», которые считаются особо престижным товаром даже в нынешних странах-победительницах. Словом, Гитлер знал, что его ждет в случае гибели Тельмана — забастовка, которая парализует всю Германию, забастовка, по значимости равная поражению.
Но и Тельман знал, что его заключение закончится казнью в любом из двух случаев: победы ли фашизма, чего он хотел меньше всего, поскольку был убежденным врагом гитлеризма, либо его сокрушительного поражения, когда убивать будут всех, кто был по ту сторону баррикад. Вот что Тельман писал в последнем сохранившемся его письме, датированном январем 1944 года: «Добровольно меня не выпустят — в этом можно быть уверенным. Более того, как ни страшно и горько говорить здесь об этом, вероятно, в условиях продвижения Советской Армии, представляющей серьезную опасность для рейха, и связанного с этим ухудшения общего военного положения Германии, национал-социалистический режим сделает все, чтобы вывести из строя Тельмана как личность. В такой обстановке гитлеровский режим не остановится перед тем, чтобы заблаговременно устранить Тельмана с политического горизонта или вообще ликвидировать его».
Но был и третий случай — неудавшийся заговор Штауффенберга. Поддержанный кадровыми военными, боевыми генералами, воинскими и полицейскими частями, тщательно разработанный лучшими штабистами вермахта — этот заговор явился для Гитлера тем же, чем и десятилетием раньше убийство Кирова для Сталина — прекрасным поводом для расправы со всеми своими политическими противниками. Если раньше можно было арестовать одного-двух, да и то с опаской — глядишь, заволнуются товарищи по партии, а национал-социалистическая партия Германии была сделана по образу и подобию ВКП(б), — то теперь можно было хватать и быстренько расстреливать всех неугодных и подозрительных. Если обнаружатся невинные, спишем на торопливость следствия, тяготы военного времени («знаете, в каких условиях приходилось работать следователям?»). Словом, смерть вождя германского пролетариата была обусловлена самим ходом истории.
Для казни Тельмана привезли в концлагерь Бухенвальд. 17 августе 1944 года один из заключенных обслуживавших печи лагерного крематория, поляк Мариан Згода, обратив внимание на необычное поведение ответственных за крематорий эсэсовцев Варнштедта и Штоббе, решил узнать, с чем это связано. Из подвального помещения он сумел выбраться во двор крематория и притаился. Таким образом он стал свидетелем казни Эрнста Тельмана.
«Машина проехала через ворота, где находилось помещение для рапортфюрера. Заключенный Тельман мог увидеть при рассеянном свете прожекторов справа от себя заграждения и забор из колючей проволоки, где всякого, кго пытался бежать, ждала смерть. Двор крематория, погруженный до этого в глубокую темноту, на несколько секунд ярко осветился. Сидевшему за грудой шлака Мариану Згоде пришлось совсем скрючиться, чтобы не попасть в лучи прожекторов.
Прямо возле входа в крематорий машина остановилась. Бампер машины находился на расстоянии менее пяти метров от Мариана Згоды. Хотя прожекторы были выключены, он все хорошо видел.