– Есть одна вещь, которую я никогда тебе не говорил, – сказал он сердито.
– Что это? – спросил Ян.
– Я ненавижу, когда ты становишься очень любезным и насмешливым. Я предпочитаю видеть тебя в гневе. По крайней мере, тогда я знаю, что у меня есть шанс, что ты услышишь и поймешь меня.
К безграничному неудовольствию Дункана, Ян только взял книгу и снова начал читать.
Глава 15
– Ян, не сходишь ли в амбар посмотреть, почему там задержалась Элизабет, – попросил священник, ловко поворачивая кусок бекона, жарящегося на сковороде. – Я послал ее за яйцами минут пятнадцать назад.
Ян бросил охапку дров у камина, отряхнул руки и отправился на поиски своей гостьи. От того, что увидел и услышал, когда подошел к двери амбара, он застыл на месте. Упершись руками в бока, Элизабет сердито смотрела на сидящих на насесте кур, которые отчаянно хлопали крыльями и кудахтали.
– Я не виновата! – восклицала она. – Я даже не люблю яйца. В самом деле, я даже люблю запах цыплят. – Говоря так просящим и извиняющимся голосом, она на цыпочках воровато двинулась вперед. – Ну, если вы позволите мне взять всего четыре, я не съем даже одного. Послушай, – добавила Элизабет, протягивая руку к хлопающей крыльями курице, – я побеспокою тебя всего лишь на одну минуточку. Я только просуну руку вот сюда… ох! – вскрикнула она, когда курица свирепо клюнула ее в запястье.
Элизабет выдернула руку и резко повернулась в смущении от насмешливого голоса Яна:
– Знаете ли, вы не нуждаетесь в ее разрешении, – сказал он, подходя. – Просто покажите, кто здесь хозяин, подойдите вот так…
И без всяких хлопот вытащил пару яиц из-под курицы, которая даже и не пыталась клюнуть его, затем он проделал то же с двумя другими курами.
– Разве вы никогда раньше не бывали в курятнике, – спросил Ян, заметив с беспристрастной справедливостью, что Элизабет Камерон с растрепанными волосами и лицом, горевшим от гнева, выглядела восхитительно.
– Нет, – коротко ответила она. – Не была. Цыплята дурно пахнут.
Он усмехнулся:
– Вот в чем дело. Они чувствуют, как вы к ним относитесь, животные чувствуют, знаете ли.
Элизабет оглядела его быстрым пытливым взглядом, и необъяснимое тревожное ощущение перемены поразило ее. Он улыбался ей, даже шутил, но в глазах его была пустота. За то время, что они были вместе, она видела в этих золотистых глазах страсть, гнев и даже холодность. Но сейчас не видела ничего.
Элизабет больше не была уверена в том, что хотела, чтобы он проявлял к ней какие-либо чувства, но она была совершенно уверена, что не хочет, чтобы на нее смотрели как на забавную незнакомку.
– Слава Богу! – сказал священник, когда они вошли в дом. – Если вы не любите подгорелый бекон, лучше садитесь за стол, пока я приготовлю яйца.
– Мы с Элизабет предпочитаем подгорелый бекон, – пошутил Ян.
Девушка ответила на его слабую улыбку, но ее тревога продолжала расти.
– Вы случайно не играете в карты? – спросил священник, когда завтрак подошел к концу.
– Я знаю несколько карточных игр, – ответила она.
– В таком случае, когда вернутся мисс Трокмортон-Джоунс и Джейк, может быть, мы как-нибудь вечером сыграем партию в вист. Ян, – добавил он, – ты присоединишься к нам?
Торнтон, наливавший на плите кофе, обернулся и сказал с шутливой улыбкой:
– Ни в коем случае. – Переведя взгляд на Элизабет, он пояснил: – Дункан жульничает.
Абсурдная мысль, что священник жульничает в игре в карты, вызвала мелодичный смех Элизабет.
– Я уверена, он не делает ничего подобного.
– Ян совершенно прав, моя дорогая, – признался, сконфуженно улыбаясь, священник. – Однако я никогда не жульничаю, когда играю против кого-то. Я жульничаю, когда играю против колоды – знаете, Наполеон на Святой Елене.
– О, это, – сказала Элизабет, со смехом взглянув на Яна, проходившего мимо нее с кружкой. – И я тоже!
– Но вы играете в вист?
Она кивнула:
– Аарон научил меня играть, когда мне было двенадцать, но он до сих пор регулярно обыгрывает меня.
– Аарон? – спросил священник, улыбаясь ей.
– Наш кучер, – объяснила Элизабет, как всегда радуясь возможности поговорить о своей «семье» в Хейвенхерсте. – Однако я лучше играю в шахматы, чему научил меня Бентнер.
– И он?
– Наш дворецкий.
– Понятно, – сказал священник, и что-то заставляло его настойчиво продолжать вопросы. – Может быть, в домино?