Медленно Элизабет начала выплывать из бурного великолепия страсти, осознавая опьяненным этой страстью умом, что только она одна получила столь потрясающее удовлетворение.
Элизабет открыла глаза и при свете пламени в камине увидела, с каким страшным усилием Ян сдерживает себя, чтобы не шевельнуться внутри нее. Он уперся руками по обе стороны от ее плеч, приподняв свое тело, глаза крепко закрыты, и на щеке судорожно дергался мускул. Они так гармонично сливались друг с другом за время их брака, поэтому Элизабет инстинктивно поняла, что он делает, и это наполнило ее особой нежностью. Он хотел продлить ей наслаждение. Поэтому намеренно сдерживал себя, хотя Элизабет знала, что это для него безумно трудно. «Жест любви – и бесполезный», – с нежностью подумала она. Потому что ей этого вовсе не хотелось. Ян научил ее, как показать, чего она хочет. Он знал, какую власть имеет Элизабет над его телом, и показал, как пользоваться этой властью. Элизабет всегда была прекрасной ученицей, и сейчас она немедленно и успешно воспользовалась своими знаниями.
Так как вес его тела мешал ей сделать какое-либо движение, она применила свои руки и голос, чтобы соблазнить его. Дрожащим от любви и желания голосом, гладя его спину, лаская выступающие мышцы плеч, Элизабет прошептала:
– Я люблю тебя. – Он открыл глаза, и Элизабет, увидев его горящий взгляд, продолжала с болью в голосе: – Я мечтала об этом так долго… вспоминала, как ты обнимаешь меня, когда уже все кончилось, и как прекрасно лежать рядом с тобой, чувствуя, что часть тебя все еще во мне, и что, может быть, ты дал мне ребенка. – Подняв руки, Элизабет взяла в ладони его лицо, гладя ласково пальцами твердые скулы и медленно приближая губы к его рту. – Но больше всего, – прошептала она, – я мечтала о том изумительном ощущении, когда ты глубоко во мне…
Выдержка Яна рухнула под этим нападением. Мучительный стон вырвался из его груди, он приник к ее рту жадным поцелуем, крепко обхватил жену руками и вошел в нее, и еще и еще, ища полного слияния с ней… и найдя его, когда она приникла всем телом к его телу, вздрагивающему судорожно и бурно, слился с нею. Сердце громко стучало в груди, Ян глубоко и с трудом дышал, не отпуская Элизабет, ожидая, когда ее тело снова отзовется на яростную жажду его призыва, полный желания еще раз дать ей наслаждение. Она выкрикнула имя любимого, бедра ее изогнулись, все тело дрожало.
Когда силы вернулись к нему, он просунул руку под ее бедра, другой обхватил плечи и повернулся набок, увлекая Элизабет за собой, все еще соединенный с нею… его семя глубоко внутри ее тела. Это был, подумал Ян, самый восхитительный момент в его жизни. Гладя ее волосы, он вздохнул и заговорил, но голос у него дрожал.
– Я люблю тебя, – произнес Ян, повторяя то, что она сказала ему в тот страшный день в кабинете. – Я никогда не переставал любить тебя.
Элизабет приблизила к нему свое лицо, и от ее ответа он почувствовал боль в сердце.
– Я знаю.
– Как ты узнала, любимая? – спросил он, пытаясь улыбнуться.
– Потому что, – ответила она, – я так сильно хотела, чтобы это было правдой, а ты всегда давал мне все, что я хотела. Я не могла поверить, будто ты не сделаешь этого хотя бы еще один раз. Только еще раз.
Она слегка шевельнулась, и Ян остановил ее, крепче сжимая ее руки.
– Лежи тихо, дорогая, – нежно прошептал он, и, видя ее недоумение, сказал ей: – потому что мы зачали нашего ребенка.
Она пристально посмотрела на него.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что, – сказал он, медленно отводя ее волосы со щеки, – я так сильно хочу, чтобы это было правдой, а ты всегда давала мне все, чего я хотел.
У Яна сжало грудь от волнения, когда она еще ближе прижалась к нему и лежала в его объятиях, не шевелясь. Элизабет хотела, чтобы это было правдой; он был в этом так же уверен, как и в том, что это была правда.
Яркое утреннее солнце смотрело в окно, когда Ян, наконец, очнулся от глубокого сна. Чувство, что ему хорошо, которого он не испытывал более трех месяцев, наполняло его, и странно, он проснулся от какого-то совершенно незнакомого ощущения. Ян повернулся на живот, открыв глаза. Он желал продолжения этого сна, ему не хотелось пробуждаться в пустоту, которая окружала его в последнее время.
Но сознание уже возвращалось. Кровать казалась меньше и жестче, чем следовало; и, думая, что он в Монтмейне, Ян вяло решил, будто уснул на диване в своей спальне. Он напивался до полного забвения десятки раз на этом диване и предпочитал спать здесь, а не в глубокой пустоте огромной постели, которую делил с Элизабет. Ян чувствовал, как снова подступает тупая боль сожаления и тревоги, и, зная, что сон уже не вернется к нему, резко повернулся на спину и открыл глаза. Зрачки сузились от яркого солнечного света, и затуманенным взглядом он узнавал неожиданную обстановку. И затем Ян вспомнил: где он, кто провел с ним ночь в великолепии интимности и безграничии слияния. Радость и покой охватили его, и он закрыл глаза, купаясь в этом чувстве.