Особенно,... 
78 
– Может, ты так думаешь, но я не вижу ничего доброго, конечно, я всю ночь замерзал там, лежа рядом с лошадью, которая хотела сожрать меня и уже кончила поститься, откусив кусок моей задницы сегодня утром. И, – закончил он сердито, наливая кофе из оловянного кофейника в глиняную кружку, и уничтожающе посмотрел на друга, которого это забавляло, – твоя лошадь хромает.
Плюхнувшись на стул рядом с Яном, разом проглотил обжигающий кофе, не думая, что делает; глаза у него вылезли из орбит, а на лбу выступил пот. Улыбка Яна исчезла.
– Она что?
– Забился камень, и она опирается на левую переднюю ногу.
Ножки стула скрипнули по деревянному полу, когда Ян оттолкнул его, собираясь идти в амбар.
– Не надо. Это всего лишь кровоподтек.
Закончив умывание, Элизабет услышала неразборчивый звук мужских голосов внизу. Завернувшись в тонкое полотенце, подошла к сундукам, которые ее хозяин поневоле внес наверх и оставил у ее двери сегодня утром рядом с двумя большими кувшинами с водой. Еще прежде, чем втащила их в спальню, она знала, что все находящиеся в них платья слишком изысканны и непрочны, чтобы носить в таком месте, как это.
Элизабет выбрала наименее пышное – белое платье из батиста с высокой талией и с широкой гирляндой розовых роз и зеленых листьев, вышитой на подоле и на узких манжетах широких развевающихся рукавов. Такая же белая лента, с розами и листьями, вышитыми на ней, лежала сверху платья, и Элизабет вытащила ее, не зная, как ее носить и надевать ли вообще.
Элизабет с трудом надела платье, расправила его на талии, и потратила несколько минут, стараясь застегнуть длинный ряд крохотных пуговок на спине. Она повернулась к маленькому зеркалу, чтобы посмотреть, как выглядит, и нервно прикусила губу. Закругленный лиф, который когда-то выглядел скромно, сейчас плотно облегал ее расцветшую фигуру.
– Удивительно, – произнесла Элизабет вслух, с гримасой одергивая лиф. Но как девушка ни тянула его вверх, он упорно опускался вниз, как только она отпускала его, и, в конце концов, решила отказаться от борьбы. – Во время Сезона носили платья с более глубоким вырезом, чем этот, – напомнила она зеркалу, как бы оправдываясь.
Перейдя к кровати, снова взяла ленту для волос, раздумывая, что ей делать с волосами. В Лондоне, когда она последний раз надевала это платье, Берта вплела ленту в локоны Элизабет. В Хейвенхерсте, однако, ее густые волосы больше не укладывали в элегантные прически, и они падали на спину, заканчиваясь густыми волнами и локонами.
Пожав плечами, Элизабет взяла гребень, разделила волосы посередине пробором, а затем подхватила их на затылке и стянула вышитой лентой, которую завязала простым бантом; затем освободила два завитка, чтобы смягчить впечатление. Она отступила, оглядывая себя, и вздохнула с покорностью судьбе. Совершенно не замечая ни широко поставленных ярко-зеленых глаз, смотрящих на нее, ни здорового цвета кожи, ни каких-то других черт, заставивших Джейка сказать, что у нее лицо, которое снится мужчинам, Элизабет искала видимые недостатки в своей внешности, и когда не увидела ничего необычного, то потеряла интерес. Отвернувшись от зеркала, она села на кровать, перебирая события вчерашнего вечера, чем и прозанималась все утро. То, что беспокоило ее больше всего, было относительно незначительным: заявление Яна, что он получил от нее записку с приглашением встретиться в оранжерее. Конечно, вполне возможно, он лгал об этом, пытаясь оправдать себя перед мистером Уайли. Но Ян Торнтон, как она хорошо знала, был по природе груб и резок, поэтому Элизабет не могла представить себе, чтобы он взял на себя труд приукрасить правду ради друга. Закрыв глаза, она пыталась точно вспомнить, что сказал Ян, войдя в оранжерею в тот вечер, что-то вроде: «А кого вы ждали после такой записки – принца-регента?»
Тогда Элизабет думала, что он говорит о записке, которую послал. Но Ян заявил, что это он получил записку. И высмеял ее почерк, который учителя характеризовали как «образованный и четкий, делающий честь джентльмену из Оксфорда». Почему Ян Торнтон считал бы, что знает, как выглядит ее почерк, если бы он и в самом деле не верил, что получил такую записку от нее. Возможно, он действительно был сумасшедшим, но Элизабет так не думала. Тут девушка раздраженно напомнила себе, что когда дело касалось его, она никогда не была в состоянии видеть правду. И ничего удивительного! Даже сейчас, когда она стала старше и обнадеживающе умнее, не так легко было сохранять ясность мыслей вчера, когда на нее смотрели эти золотистые глаза. Ни за что в жизни Элизабет не могла понять его отношение, если только он все еще не был сердит на то, что Роберт нарушил правила и выстрелил в него. Должно быть, в этом и дело, решила она, направляя мысли на более трудную проблему.
78 
